Крылья - стр. 14
- Как же тебя, родной, угораздило? Пневмония ведь.
- Не знаю, - а на душе спокойно и благостно, - под дождём вымок…
- Будем лечиться, - кладёт вторую ладонь сверху на мою, таю. Разглядываю лицо: она совсем домашняя, без макияжа, с какой-то дулькой из волос на макушке, в футболке и трениках. Такая родная и близкая, почти моя...
В это время раздаётся свисток чайника, Ксюша высвобождает ладонь и уходит на кухню.
- Я там немного похозяйничала, - говорит, возвращаясь с кружкой. От неё исходит лёгкий пар и ягодный аромат, - клюква в морозилке нашлась. Будешь пить морс. Отставляет бокал на тумбу и забирает термометр,
- Ну, вот, - показывает, - уже тридцать семь с копейками, а вчера чуть за сорок не зашкалил. Напугал…
Помогает сесть. Не ожидал, что так ослабну, но сесть смог бы, наверное, сам. Хотя так приятны Ксюшкины прикосновения, её забота, болел бы и дальше. Она взбивает подушки, мостит их одну на другую и устраивает поудобней.
- Не обожгись, - кружку протягивает. Потом, на её лице мелькает сомнение, - хотя, погоди. Опять уходит на кухню, отливает в другой, пробует сама, - вот, теперь не так горячо, - возвращается ко мне и подаёт, - пей, тебе полезно. Сама рядом садится, страхует.
Беру обеими руками, странная внутренняя дрожь то ли от слабости, то ли от усталости пугает, что могу выронить бокал из рук. Горячее кисло-сладкое питьё приятно согревает горло, наслаждаюсь…
Напился… Откидываюсь на подушки, почти счастлив. Ксюха, как фея – волшебница, материализовалась и спасла. Правда, неловко, что в таком виде застала, не люблю демонстрировать свои слабости никому, а уж ей в особенности не собирался… Чувствую, ещё и в туалет приспичило, так некстати. Снова сажусь, в глазах мушки чёрные кружатся. Ксюха смотрит сначала с недоумением, потом с пониманием,
- Пойдём-ка вместе, дружок.
Помогает подняться, подставляя своё плечо, придерживает за талию. Ползём. Открывает дверь.
- Дальше, я сам! – не хватало ещё тебе поучаствовать.
Отпускает недоверчиво.
- Справлюсь, здесь узко, дальше стены не упаду, - шучу.
- Назад соберёшься, зови! – приказывает, не давая времени смутиться.
Обратно ползём таким же манером. Помогает улечься, спасительница моя… А я ведь, почти ненавидел её за то, что отшила меня тогда в десятом классе. Ох, и бесила. Казалась такой надменной стервой. Как сейчас помню, волновался, храбрости набирался, когда говорил, что люблю её с первого класса, ощущение ужасное даже спустя столько лет… А она, хмыкнула, развернулась на своих каблуках, только бросила напоследок: ну и люби, мне то что? Я же не люблю, - рассмеялась холодно…
Кто бы мог подумать, что вот так нянчиться со мной будет? И не стерва совсем… Как же с ней легко, естественно… Что бы делал сейчас, если бы не она?..
- Ксюнь!
- А?
- Как ты очутилась здесь?
- Мне твоя благоверная ключи оставила, поручила за цветами следить… А я недисциплинированной оказалась, забыла напрочь, вчера только спохватилась. Вот и прибежала. Смотрю, а здесь ещё один цветок вянет, - смеётся, - хорошо хоть вообще вспомнила, - посерьёзнев, - могла и опоздать…
- Спасибо, Ксюш, я теперь твой должник.
- Никакой не должник! Это – мой долг тебя спасать, я же доктор, всё-таки, - пожимает плечами. А меня тоска такая накрывает сразу: всего лишь долг.
Видимо над мимикой надо поработать, читает прямо с лица,