Крушение России. 1917 - стр. 35
Ничто человеческое Николаю было не чуждо. В начале 1890-х свет обсуждал его роман со знаменитой балериной Матильдой Кшесинской. Но сердце его уже тогда принадлежало другой – принцессе Алисе-Виктории-Елене-Луизе-Беатрисе Гессенской и Прирейнской, для него – Аликс. «Высокая, с золотистыми густыми волосами, доходившими до колен, она, как девочка, постоянно краснела от застенчивости; глаза ее, огромные и глубокие, оживлялись при разговоре и смеялись, – вспоминала ее ближайшая фрейлина Анна Вырубова. – Дома ей дали прозвище “солнышко” – “Сани”, имя, которым всегда называл ее Государь»[152]. Родителям этот выбор не очень понравился, но они смирились с решением сына и назначили свадьбу на 1894 год, который был омрачен большой потерей. Венчание с Александрой Федоровной, как стали величать гессенскую принцессу, прошло под знаком траура.
Александр III стремительно угасал от вызванного крушением поезда заболевания почек. 26-летний Николай навсегда запомнил слова, сказанные отцом на смертном одре: «Тебе предстоит взять с моих плеч тяжелый груз государственной власти и нести его до могилы так же, как нес его я и как несли наши предки… Я избрал мой путь. Либералы окрестили его реакционным. Меня интересовало только благо моего народа и величие России. Я стремился дать внутренний и внешний мир, чтобы государство могло свободно и спокойно развиваться, нормально крепнуть, богатеть и благоденствовать. Самодержавие создало историческую индивидуальность России. Рухнет самодержавие, не дай Бог, тогда с ним рухнет и Россия. Падение исконной русской власти откроет бесконечную эру смут и кровавых междоусобиц. Я завещаю тебе любить все, что служит ко благу, чести и достоинству России… В политике внешней – держись независимой позиции. Помни – у России нет друзей. Нашей огромности боятся. Избегай войн. В политике внутренней – прежде всего покровительствуй церкви. Она не раз спасала Россию в годины бед. Укрепляй семью, потому что она основа всякого государства»[153]. Николай Александрович старался следовать этим заветам.
Царский долг он понимал так, как тот был сформулирован в пастырском напутствии Московского митрополита Сергия в день его коронования в Успенском соборе Московского Кремля: «Твой прародительский венец принадлежит Тебе Единому, как Царю Единодержавному… Как нет выше, так нет и труднее на земле Царской власти, нет бремени тяжелее Царского служения… Через помазание видимое да подастся Тебе невидимая сила, свыше действующая к возвышению твоих царских добродетелей, озаряющая Твою самодержавную деятельность ко благу и счастью Твоих верных подданных»[154]. Историк монархии и биограф российских царей Александр Боханов подчеркивал: «Душевный склад личности тут играл определяющую роль, и для Николая II долг христианина был не просто первее других приоритетов, но абсолютно значим»[155].
К горю от потери самого близкого человека добавлялся груз огромной ответственности перед Богом и людьми за огромную страну: «Что будет теперь с Россией. Я еще не подготовлен быть царем! Я даже не знаю, как разговаривать с министрами…»[156]. Начало царствования было действительно исключительно тяжелым и запомнилось оно людям не хозяйственными и финансовыми реформами, запустившими «русское экономическое чудо», а событиями трагическими, которые приобрели символическое и даже мистическое значение. Коронация, которая состоялась 14 мая 1896 года в Успенском соборе Кремля, сопровождалась трагедией Ходынки, которая преследовала императорскую чету до конца их дней. На Ходынском поле, где раздавали народу праздничные подарки, в результате нечеловеческой давки погибли 1282 человека, среди них множество женщин и детей. Николай и Александра, растерявшиеся от церемониальной круговерти, обрядов, ритуалов, приемов депутаций, не сразу прервали торжества и выразили соболезнования, а дали еще обед волостным старшинам и отправились на бал к французскому послу. Кличка «царь Ходынский» навсегда прилепилась к императору. Есть сведения, что из-за коронационных потрясений Александра Федоровна потеряла их первого, не родившегося ребенка