Крупным планом - стр. 24
– Они сказали, еще месяцев восемь, от силы год. Ты бы посмотрел на этого сантехника, которого они ко мне приставили. Доктор Гораций Фробишер. Похож на Рэймонда Мэсси, а ходит с таким видом, будто он всемогущий Господь Бог. Знаешь, как он мне это все сообщил? «На вашем месте я бы начал приводить свои дела в порядок». Как будто он гребаный юрист.
Он хотел, чтобы «новости» не распространялись по фирме.
– Я не собираюсь соглашаться на химию, операцию или еще какой-то дурацкий метод, который они жаждут на мне испробовать. Если это смертельно, значит, смертельно… поэтому я возьму у них рецепт на болеутоляющие лекарства и стану появляться в офисе, пока…
Он замолчал, сжал губы и уставился в свое окно на снующих по Уолл-стрит пешеходов, каждый из которых выглядел целеустремленным.
– Знаешь, что труднее всего? – тихо спросил он. – Осознать, что ты прожил всю жизнь, не думая о таком моменте. Делая вид, что каким-то образом тебе никогда не придется столкнуться с ним. Когда ты наконец узнаешь, что нет надежды ни на какие перемены, нет никаких вариантов, что о другой жизни нельзя даже мечтать. Когда ты даже не можешь погрузиться в свою фантазию и представить себе, что будешь делать все иначе, потому что все твои дороги закончились…
Он повернулся ко мне. Глядя мне прямо в глаза, он сказал:
– Ты станешь новым полноправным партнером, Бен.
Я вздрогнул. Невольно, но Джек заметил. И ничего не сказал. Потому что он знал. Он знал совершенно точно, что это для меня значит. Полмиллиона в год, куча корпоративных льгот… и конец моей другой жизни. Той неосуществленной жизни за видоискателем. Жизни, которая остается только мечтой. Иногда горько-сладкой, иногда (в плохие дни) болезненной, но никогда не оставляющей вас в покое, потому что вы понимаете, что выбрали самый спокойный вариант. А покой, как вам уже пришлось убедиться, – это особая форма ада.
– Эй, послушайте.
Я обнаружил, что смотрю сквозь стекло телефонной будки на типа лет сорока, чье волосатое брюхо торчит из-под футболки, покрытой разнообразными пятнами от еды. Чтобы я обратил на него внимание, он постучал четвертаком по стеклу.
– Ты, – сказал он, – хочешь куда-нибудь прислониться, найди себе стенку.
Мои пальцы сжались в кулаки.
– Что ты такое сказал, жопа с ручкой?
– Жопа с ручкой? Сам ты жопа с ручкой, дрочила.
Меня охватила ярость, такая дикая и неуправляемая, что я почувствовал себя бесстрашным. И готовым разорвать эту жирную сволочь на куски. Вероятно, он почувствовал, насколько опасным я внезапно стал, потому что побелел от страха, когда я сообщил ему тихим ровным голосом:
– Считаю до трех. Если ты к тому времени не исчезнешь, я тебя убью. И я не просто тебя изобью, я сломаю твою поганую шею.
Его глаза теперь превратились в две лужицы, наполненные страхом. Я почти слышал, как он потеет.
– Эй, слушай, ты что, не злись, лады? – сказал он. – Просто у меня сегодня тоже плохой день выдался.
– У меня вовсе не плохой день, – сказал я. – У меня ужасный день. Но, убив тебя, я могу взбодриться. Один… два…
Он выскочил из телефонной будки и пустился рысью вниз по улице, причем его жирное тело тряслось, как желе. Я зашел в будку и схватил трубку. Моя рука дрожала.
Этот долбаный город. Из любого может сделать зверя. Хорошо еще, что этот толстяк был без оружия.