Круиз золотой рыбки - стр. 5
– У тебя что-то стряслось? – спросила я, усаживаясь напротив. Всю дорогу я гнала от себя мысли о возможных неприятностях школьной подруги. Потому что, начни я их предполагать, на меня бы накатило чувство глубокого и неодолимого удовлетворения, а опускаться до этого не хотелось.
– Все одно к одному. Во-первых, мать заболела.
– Серьезно? Чем?
– Какая тебе разница? Я не могу ее взять и бросить.
Я вытаращила глаза:
– Ну и не бросай.
– Ну и не брошу.
Алина достала помаду и стала подкрашивать губы, глядя в искаженное отражение своих губ на поверхности солонки. Ее руки слегка дрожали. Маникюр на ногтях был не сегодняшний, кое-где лак слетел, один ноготь был сломан. У нее явно было что-тоне в порядке, хотя по одежде этого сказать было нельзя.
– И не брошу, за ней нужен уход. Только не спрашивай меня, что с ней, я тебя очень прошу!
От такой плюшки я просто онемела. Полину Феоктистовну я знала с пеленок. Правда, наши мамы не дружили, но хорошо знали друг друга. Моя преподавала в университете. Мать Алины была завхозом на крупном промышленном предприятии. Отец оставил их семью, когда дочка пошла в детский сад, о его уходе из семьи, помню, судачил весь двор. Он поехал в другой город в командировку и там нашел женщину. Это позднее я поняла, что это женщина. Мать Алины говорила: бабу себе нашел. Я тогда представляла: идет человек по зимнему лесу, ноги в валенках из сугробов вытаскивает. Выходит на поляну, а там – снежная баба, нос – морковка, на голове ведро. Он берет ее за холодную толстую руку и говорит по-французски: Мадам, будьте моей женой. Дальше мое воображение давало сбой. Мы с Алиной никогда не говорили про ее отца, а Полина Феоктистовна, кстати, очень полная из себя, скоро, как мне тогда показалось, забыла смертельную обиду. Алина росла сорванцом, всегда меня защищала от обидчиков. Я была ее тенью, ее собачкой почти до седьмого класса. Но потом я влюбилась в одного мальчика, и она… но это, как говорится, отдельная история.
Сейчас я вглядывалась в лицо подруги и видела на нем, несмотря на хорошую косметику, следы недосыпаний, скрытое раздражение и неуверенность, весьма ей несвойственную. Она докурила сигарету и ткнула ее в пепельницу, плохо загасив. Дымок, гораздо более зловонный, чем выдыхаемый дым, коснулся моих ноздрей, и я чихнула.
– Ты что, простужена? – тут же оживилась подруга. – Вид у тебя припухший. Иль пила всю ночь?
– Кто? Я? Я не пила. А надо бы напиться. Давай напьемся, Алина. Только ты заказывай, а то мне зарплату давно не выдавали.
– А что случилось –то? У тебя проблемы?
– Зарплату задерживают, а так все Окей.
– Фирма большая, или так себе? Начальник мужчина или женщина?
– Четыре сотрудника. Шеф мужчина, около сорока.
– И ты при этом имеешь проблемы? В чем дело?
Алина поерзала на сиденье, она стала похожа на охотничью собаку, взявшую заячий след. Я поняла, что не отвяжется, и кратко изложила свою концепцию, завершив словами:
– Короче, вот так как-то.
– Он тебе нравится, – утвердительно сказала Алина.
– Ну, как тебе сказать. Он мой тип по всем параметрам. Мне нравятся такие интеллигенты. Но я к его типу явно не отношусь. Ничего про него не знаю, ни женат ли, ни в связи ли. Но похож на агента ноль – ноль – ноль. Такой неприметный, но настоящий орех. Без щипцов не расколешь.