Круг ветра - стр. 14
И Махакайя ответил, что не все ему пока открылось… ни первая ступень, ни третья, но, кажется, вторая. Чьи-то мысли как будто настигли его. И веяние чьих-то судеб коснулось его лица, как этот горячий ветер. Он еще не разобрался, что это такое, все довольно неожиданно и непостижимо. И пока лучше молчать об этом. Просто он хотел проверить, не наваждение ли всё? Не игры ли Мары? Не было ли странных видений этой ночью у Хайи?
– Я дрых как убитый! – тут же ответил в своей грубой манере долговязый и немного нескладный Хайя, выкатывая свои светлые честные глаза.
И Махакайя с удивлением отметил сходство его глаз с глазами Будды в храме. У этой скульптуры вообще было немного странное лицо, скорее напоминающее лицо северного варвара. То же и длинное лицо в оспинах Хайи.
Под тонкое завывание ветра в зале для медитаций Махакайя рассказывал монахам о своем пути. Его внимательно слушали.
Махакайя говорил о том, что вопреки отрицательному ответу императорской канцелярии он все же решил нарушить высочайшую волю, ибо сказано: «Изнашиваются даже разукрашенные колесницы, также и тело приближается к старости. Но дхамма[71] благих не приближается к старости…»[72] Придут в упадок и блистательные царства, и будут разрушены величественные дворцы, и только благая дхамма пребудет. И это крепче всех дворцов, а зов Татхагаты сильнее запретов всех канцелярий.
– Поэтому я выступил. Со мной пошли и еще несколько бхикшу. Мы добрались до пограничной заставы Юймэньгуань, Нефритовых врат, и нас никто не останавливал, полагая, что мы обычные монахи, странствующие в стране от монастыря к монастырю. Но дальше уже начинались чужие земли. И чтобы миновать заставу, надобно было иметь разрешение. Его у нас не было. Мы попытались пройти поздно вечером, таясь среди скал и высоких красных барханов, но неожиданно столкнулись с солдатами, вооруженными луками, в окровавленных одеждах: они тащили трех убитых антилоп с болтающимися головами на изящных длинных шеях.
Командир солдат не поверил нашим утверждениям, что мы будто бы заблудились, свершив паломничество к Пещере Тысячи Будд возле Дуньхуана, где в скалах выбиты сотни пещер, изукрашенных буддами, бодисатвами, сценками из джатак и сутр и даже с изображением Чжан Цаня, первого путешественника, отправившегося на Запад. И под стражей нас повели назад, ввели в ворота крепости, и мы предстали все-таки пред начальником заставы. Звали его Гао Хань. Он был варвар, получивший за службу ханьскую фамилию. И как раз с его сородичами, обитавшими к северо-западу от Чанъани, в то время и начались войны империи Тан. А точнее, они прекращались лишь на короткое время.
Гао Хань не мог поверить, что мы решили уйти в страну Ситянь – Западного неба, Иньду, Индию. Он не был приверженцем нашего учения, но оказался почитателем Старого Младенца[73] и знатоком «Шань хай цзин»[74].
– Просим объяснить, – сказал настоятель Чаматкарана, – что это такое?
Махакайя отвечал, что если бы кто-то захотел руководствоваться этими нитями[75], то пришел бы в определенное место не сразу. Трудился над собиранием всех этих цзюаней[76] Го Пу, поэт. Поэтому «Каталог», прежде всего, поэма земли и неба. Но и карта.
– А кто же их создавал? – снова подал голос настоятель, не спуская своих удивленных близко посаженных глаз с рассказчика.