Кровный чары 2. Убить оборотня - стр. 3
Обида душила, наматываясь острой проволокой на шею. Вмиг все находящиеся в комнате люди стали настолько противны, что девушку затошнило.
– Отстань! Я не маленькая, чтобы меня опекать, – Стефани высвободилась из объятий подруги. Он понимала, что Изабель будет на её стороне до самого конца, но воздержаться от грубости не могла.
– Конечно, конечно! Изабель, разве ты не видишь, что сестричка перестала быть маленькой. Она вполне созрела, чтобы развлекаться с мужчинами. Шлю… – Филипп сжал пальцы руки в кулак, но не договорить, не ударить не успел.
– Да пошел ты… – пригнувшись, чтобы не попасть под кулак, Стефани толкнула обеими руками брата в грудь. Она вложила в выпад всю силу, на которую была способна.
Изабель растерялась. Её взгляд метался от близкой подруги к мужу и обратно. Лидия продолжала стоять у дверей, как вкопанная, и наблюдать разыгравшуюся семейную драму.
Филипп потерял равновесие и упал назад, больно ударившись копчиком. Он хотел вскочить на ноги, но Стефани не позволила этого сделать. Подобрав юбки, девушка метнулась к столу и толкнула в сторону брата стул. Тот инстинктивно закрылся руками. Его замешательства хватило, чтобы вмиг очутиться на пороге комнаты
– А ну стой! – крикнул он выбегающей в коридор Стефани.
Девушка подходила к лестничному проему, когда услышала умоляющие причитания Изабель и гневную брань Филиппа. Однако останавливаться не было никакого желания. Задрав повыше юбку и придерживаясь за перила, она перепрыгивала через ступеньки, чтобы побыстрее оказаться внизу.
Обида гнала прочь отсюда. Прочь от нелюбимого брата с замашками тирана. Прочь от глупой болтливой камеристки.
«Зачем она все рассказала? Зачем? Какое ей до этого дело?» – горячилась Стефани. Филипп не оскорблял бы её так, если бы Лидия не поведала подробности. А если учесть природную склонность брата делать преждевременные выводы, то одно лишь упоминание о борделе вывело его из себя. В этом девушка не сомневалась, но объясняться с разгоряченным мужчиной не хотелось. Тем более, что разговор начался с оплеухи.
Стефани бежала, не оборачиваясь. Обида вперемешку со страхом гнали вперед. Сердце больно ухало в груди при мысли, что Филипп последует за ней. Никогда прежде брат не поднимал на неё руку. Не замахивался. Бывало одаривал гневным взглядом, грубил или допускал брань. Но до открытого рукоприкладства никогда не доходило.
Вообще Стефани не замечала, чтобы брат бил кого-либо. Он был жесток по отношению к собакам или лошадям, но к людям? И тут на ум пришел совет отца: смотреть на отношение человека к окружающим, чтобы его понять. И все встало на свои места…
«Мой брат чудовище», – словно ураган, Стефани пронеслась по вестибюлю и выскочила на улицу. Ветер обдал распухающую щеку прохладой, а солнце, уже не такое жаркое, ударило в глаза. Девушка проморгалась. На мгновение она поймала сочувствующие взгляды посторонних. Какие-то женщины в дорогих одеждах стояли около гостиницы и осуждающе-жалостливо смотрели на неё.
Стефани не узнала их, так как в глазах стояла пелена из подступающих слез. Девушка ненавидела плакать. А плакать прилюдно вообще считала позором, потому громко и неприлично шмыгнула носом и бросилась в другую сторону от незнакомок. «Пусть считают дурной, нежели слабой».
Ноги сами несли к госпиталю. Но когда Стефани дошла до здания, то резко встала, приложив холодную ладонь к щеке. Она не дошла до входа нескольких шагов.