Кровные узы, или История одной ошибки - стр. 27

Он нагнулся над клавишами, на его лице появилась сосредоточенность. Исчез нахальный мальчишка, а на его месте появился уверенный в себе молодой человек. Сзади его шея казалась худой и трогательной. Он гримасничал при каждой фальшивой ноте. Я изо всех сил старалась узнать песню, чтобы подбодрить его. Несколько минут я прислушивалась, потом, наконец, поняла.

– Это песня «Куин»! – сказала я.

– Верно! – Он улыбнулся. – «Мы – чемпионы!»

– Я в восхищении, – сказала я искренне. – Я никогда не могла подобрать мелодию на слух.

– Ты играешь?

– Да, несколько лет училась на фоно.

Он встал.

– Сыграй что-нибудь.

Я уселась за орган и для разгона сыграла пару гамм, чтобы почувствовать инструмент. Потом исполнила одну из тех немногочисленных пьес, которую помнила наизусть, – «К Элизе».

Закончив, я подняла глаза и увидела Джейми, стоящего в дверях комнаты. Его улыбка была такой нежной. В это мгновение я поняла, что люблю его.

– Это было прекрасно, – проговорил он.

– Да, здорово сыграла, – согласился Маркус. Наклонив голову вбок, он оценивающе смотрел на меня. – Ты, похоже, цыпочка из женской организации?

Я рассмеялась:

– Почему ты так решил?

– Ты совсем не похожа на других девушек Джейми.

– Это хорошо или плохо?

– Хорошо. – Маркус поднял глаза на брата: – Она классная. Не упусти эту девчонку.

Я услышала звон тарелок на кухне и покинула братьев, чтобы помочь мыть посуду. Мисс Эмма стояла у раковины с мокрыми по локоть руками.

– Давайте я помогу вытирать тарелки.

Я сняла кухонное полотенце с ручки холодильника.

– Спасибо, дорогая. – Она протянула мне тарелку. – Я слышала, как ты играла. Это было очаровательно. Не думала, что из этой электрической штуки можно извлекать подобные звуки.

– Спасибо, – сказала я и добавила: – Маркус прекрасно подбирает мелодии на слух.

– Да, но от его выбора музыки я просто заболеваю.

Похоже, она встречает в штыки все, что делает Маркус.

– Но эту музыку слушает вся молодежь, – примирительно сказала я.

Она рассмеялась:

– Теперь я поняла, почему ты так нравишься Джейми.

Я почувствовала, как у меня покраснели щеки. Неужели он обсуждал меня со своими родителями?

– Ты переживаешь за людей, как и он.

– О нет, – сказала я. – То есть мне, конечно, небезразличны другие люди, но я не сочувствую им так, как Джейми. Он удивительный. Три недели назад я его чуть не убила. Правда. А теперь я чувствую, что… – Я покачала головой, не в состоянии выразить словами то теплое чувство, которое исходило от Джейми. От его семьи. С ними я за два часа почувствовала семейного тепла больше, чем за шесть лет в обществе своей холодной тети и молчаливого дяди.

– У Джейми есть врожденный дар общения с людьми, это верно, как у других – способности к музыке или математике. Это заложено генетически. У меня ничего подобного нет, и Господь это знает. – Она рассмеялась. – Но у меня был брат, который обладал таким даром. Он умер, когда ему было немногим больше тридцати. Так вот он умел понимать, что творится у человека внутри. Чувствовать то, что реально чувствуют другие.

– Сочувствие, – сказала я.

– О, эта тупая татуировка. – Она выдавила из тюбика жидкое мыло в воду в раковине. – У меня чуть не случилась истерика, когда я ее увидела. Но он уже взрослый мальчик, и его мама мало что может сделать. – Она чистила сковороду, в которой был испечен маисовый хлеб. – У моей тети тоже был такой дар. Правда, она говорила, что ничего хорошего в этом нет, поскольку приходится брать на себя чью-то боль. Однажды мы пошли в кино. Перед нами сидели женщина с мальчиком. Они не произнесли ни единого слова, но тетя Джинни сказала, что с женщиной что-то не в порядке. Что она чувствует очень мощную волну страдания, которая исходит от нее. Она именно так и сказала: «Страдание».