Кровная месть - стр. 48

– Значит, вы обратили на это внимание?

В голосе Гоуэла послышалось удивление, но Майкл не знал, подлинное оно или нет.

– Да. Вам было неловко отвечать на вопросы?

– Нет.

Гоуэл улыбнулся ему дружеской, обезоруживающей улыбкой.

Майкл продолжал внимательно смотреть на пациента, однако язык тела в данном случае ничего не прояснил. Майкл решил двигаться дальше.

– Хорошо. Теренс, я бы хотел услышать, зачем вам понадобилось встретиться со мной.

– Это ваш «вольво» там внизу? Серебристо-серый?

Майкл помедлил: ему очень не хотелось понапрасну тратить время на разговоры, не имеющие отношения к делу.

– Да, – снисходительно ответил он. – Мы можем вернуться к тому, что привело вас сюда?

– Хороший автомобиль «вольво», надежный, никакие аварии ему не страшны.

Майкл мельком бросил взгляд на фотографию Кейти.

– Я думаю, лучше вообще не попадать в аварии.

Он встретился глазами с Гоуэлом и вдруг почувствовал, что краснеет.

Неужели Гоуэл знает о его трагедии? Вряд ли, хотя Майкл в первые месяцы после гибели жены написал для нескольких газет цикл статей о чувстве утраты, там было много личного. И к тому же пациенты нередко играли с ним в игры разума, правда не на самой первой консультации.

А доктор Теренс Гоуэл сидел на диване в абсолютно расслабленной позе, зная, что Майкл Теннент фиксирует каждое его движение, пытается заметить какие-то симптомы, так сказать, отыскать тоненькие пунктирные линии (с надписью «открывать здесь»), которые выведут его к причинам болезни.

«Ну-ну, доктор Теннент, мечтать не вредно».

Вслух же посетитель сказал:

– Ненавижу коктейльные вечеринки.

– Почему? – спросил Майкл.

– Что «почему»? – изумленно взглянул на него доктор Гоуэл.

– Почему вы ненавидите коктейльные вечеринки?

– Я? С чего вы взяли, что я ненавижу коктейльные вечеринки? – Казалось, пациент совершенно искренне недоумевал.

– Да вы сами только что это сказали.

Доктор Гоуэл нахмурился:

– Я ничего такого не говорил. Я вообще ничего не говорил.

Майкл сделал ручкой «Паркер» (подарок от Кейти на годовщину свадьбы) первую запись в истории болезни. При некоторых заболеваниях люди могут говорить вслух, даже не отдавая себе в этом отчета.

Томас Ламарк с трудом сдержал улыбку. Все будет гораздо проще, чем он предполагал.

«Может быть, ты и умен, доктор Теннент, но ты даже и не представляешь себе, насколько я умнее».

Тина Маккей пока была единственным его промахом. Ничего страшного, конечно, но вполне можно было обойтись и без этого. Он не удосужился предварительно как следует все выяснить, а оказалось, что ее отец – большая шишка, крупный государственный чиновник. Кто бы мог подумать, что исчезновение редакторши вызовет такой переполох.

Что ни день, черт подери, появляется очередная статья в газете. Что думают ее друзья, что думает ее мать, что считает по этому поводу полиция. С каждым днем всеобщее беспокойство усиливалось.

В списке Томаса было шесть редакторов, отвергнувших книгу. Лично его бы устроил любой. Но монета выбрала Тину Маккей.

Он возложил вину на монету.

Ну и кабинет у психиатра – длинный и узкий, как кишка; просто отвратительно. Разве можно работать в таких условиях? Какие уж тут доверительные беседы! Интересно, как этот мозгоправ находит в этом кавардаке то, что ему нужно? Боже, повсюду кипы бумаг, здесь и там разбросаны дискеты, валяются журналы, папки свалены кое-как. Такое чувство, что хозяин кабинета только-только сюда въехал, хотя на самом деле он сидит здесь уже семь лет.