Кроваво-красные бисквиты - стр. 7
– Нет! – торопливо отказался Алтуфьев.
– Что так? – прокурор сощурился. – Фон Шпинне, что бы вы о нем ни думали, хорошо разбирается в сыске…
– Да уж хорошо! – мотнул головой следователь. – Прежний губернатор, царствие ему небесное, умер в сыскной…
– А при чем здесь фон Шпинне? Губернатор мог умереть в любом другом месте. Просто так случилось, что он испустил дух в сыскной… – Нельзя сказать, что прокурор как-то симпатизировал Фоме Фомичу, но здесь была, на его взгляд, форменная несправедливость со стороны Алтуфьева.
– Нет! – энергично рубанул рукой следователь. – Сыскная, уж мне поверьте, нам будет только мешать.
– Ну, нет так нет. Смотрите сами, кого привлекать и что делать. Со своей стороны я вам окажу любое содействие, – прокурор замолчал, чуть подумал и добавил: – Ну, разумеется, то, что в моих силах и возможностях.
«Значит, никакого!» – подумал Алтуфьев, при этом подавляя желание ухмыльнуться.
– Да отыщем мы голову, куда он денется… У нас ведь город небольшой, наверняка кто-то что-то где-то видел. Человек не может пропасть бесследно.
– Согласен с вами – не может! Но пока я убеждаюсь в обратном. – Прокурор поднялся и через стол, протягивая следователю руку, добавил: – Не смею вас более задерживать. Но с сыскной вы все-таки подумайте.

Глава 3
Прерванный обед
Барон фон Шпинне, начальник губернской сыскной полиции, обедал в трактире Дудина. Только что съел тарелку вкуснейшего рассольника. Из всех первых блюд именно ему – рассольнику – фон Шпинне отдавал предпочтение. Начальнику сыскной нравилось все: и вкус, и цвет, и ароматные извивы поднимающегося над тарелкой пара, даже название. Оно звучало для его уха как-то по-особенному, протяжно, рассыпчато, с языка сходило легко и почти невидимой, пахнущей корнем петрушки дымкой улетало в неведомые пределы, как степная песня.
Грязную посуду унесли и подали паровые биточки с гарниром из гречневой каши. Фома Фомич уже готов был расправиться и со вторым блюдом, как его внимание привлек шум у входных дверей. Там, отталкивая в сторону назойливого полового, громко цокая подковками сапог, вошел русобородый человек в расстегнутой серой поддевке, из-под которой были видны двубортный зеленого цвета жилет и белая рубаха навыпуск. Вошедший был чем-то встревожен.
Выслушав его, половой в нерешительности, как бы раздумывая, завертел головой. Затем, стараясь это делать как можно незаметнее, кивнул в сторону начальника сыскной. Но даже этот, едва заметный, кивок не смог ускользнуть от внимательного взгляда Фомы Фомича, он понял – бородатый тревожный человек разыскивает его.
Через несколько секунд вошедший стоял возле столика фон Шпинне и, комкая в руках бархатный картуз, хриплым голосом говорил:
– Прощения просим…
Начальник сыскной поднял глаза:
– Слушаю, – сказал он тихо, без раздражения, хотя причина разозлиться у Фомы Фомича была – обед прервали!
– Я Кислицын, купец, кухмистерские у меня… – бородач говорил, а на каждом слове покашливал. Было видно, непросто дается ему этот разговор.
– Ну и что ты хочешь, купец Кислицын? – держа в руке вилку, но не приступая к еде, спросил фон Шпинне.
– Просьба у нас к вам… – Бородач приложил к груди руку с зажатым в ней картузом.
– Что за просьба? Ты, случаем, не ошибся, братец? Я начальник сыскной полиции, а не Дед Мороз, я просьбы не выполняю!