Кровавая любовь. История девушки, убившей семью ради мужчины вдвое старше нее - стр. 40

Сестра Берк отказалась.

– Не стоит. Думаю, что в ее случае она скорее всего откажется от любого предложения помощи и включит все свои защитные механизмы. О помощи она должна попросить сама. Сначала она должна признаться самой себе, что помощь ей нужна, а потом она должна о ней попросить.

– Как вы думаете, она попросит? – спросила сестра Трэкслер.

– Да, думаю, попросит, – ответила сестра Берк после минутного раздумья. – На это ей потребуется время.

На это потребовалось тринадцать лет.

Когда сестра Берк увидела Патрисию Коломбо, проходящую через комнату для свиданий в исправительном центре Дуайт в 1989 году, она ее не узнала. Только после того как Патрисия открыла двери в маленький отдельный кабинет со стеклянным окном, сестра Берк поняла, что это она. Девушка из окружной тюрьмы была ребенком с детским лицом, а перед ней стояла женщина за тридцать с взглядом зэчки: пустым, жестким. Когда она вошла, сестра Берк улыбнулась и протянула руку.

– Что ж, Патти, мы наконец встретились. Как ты?

– Спасибо, сестра, я в порядке. Не могли бы вы не называть меня «Патти»? Я предпочитаю «Триш».

– Конечно. Когда ты перестала называться «Патти»?

Началось деликатное прощупывание.

– Несколько лет назад.

– Тебе больше не нравится имя «Патти»?

– Нет, терпеть его не могу. Я никому не позволяю называть меня «Патти».

– Понимаю.

Не потому ли, что Патти совершила убийство, а Триш не хотела брать на себя ответственность? Судья, вынесший приговор Патрисии, назвал ее «доктором Джекилом и мистером Хайдом». Возможно, его оценка была верна. Время покажет.

– Что ж, Триш, – сестра Берк сменила тему, – за эти годы я слышала о тебе много хорошего.

Патрисии подняла брови.

– Да? От кого?

– Тюремное сарафанное радио, – с хитринкой в глазах ответила монахиня. – Я не из туземцев, но барабаны слышу.

– Что обо мне говорят? – спросила Патрисия.

– Как хорошо у тебя идут дела, как ты приспособилась, как ты учишься – и в особенности как ты учишь здесь некоторых молодых, тех, кто даже читать не умеет. Это похвально.

– Я делаю это не ради похвалы, – спокойно сказала Патрисия.

Возникло легкое напряжение, поэтому сестра Берк свернула светскую беседу и подошла к цели визита.

– Я понимаю, – сказала она, – что тебе интересно изучить свое детство и юность, чтобы попытаться понять, как ты стала той, кем была в 1976 году.

– Да. Я пыталась сделать это сама, но, кажется, не могу с этим справиться. Я подумала, мне сможет помочь профессионалка.

– Понятно. Ты обсуждала этот вопрос с тюремным психологом?

– Нет, я не буду разговаривать с мозгоправом Департамента.

Она имела в виду Департамент исправительных учреждений.

– Могу я спросить почему?

– Во-первых, все, что заключенный говорит мозгоправу Департамента, не является конфиденциальным. Все, что ты сказала, попадает в твое тюремное досье, его может прочесть персонал, охрана, сотрудники отдела помощи заключенным, кто угодно. Во-вторых, персонал Департамента исправительных учреждений, включая психиатров и психологов, – преимущественно мужчины. Меньше всего мне надо, чтобы мои проблемы мне помогал решить другой мужчина.

– Насколько я понимаю, с тех пор, как ты здесь, ты не проходила психологического освидетельствования? – спросила сестра Берк.

– Только освидетельствование в первую неделю при поступлении сюда. Продолжалось оно минут пять.