Кровь страсти – какой ты группы? - стр. 46

Второй тост – за научного руководителя Толоконникова, вложившего в Настю всю душу, а также за внимание и терпение членов Ученого совета.

Третий – за здоровье и успехи оппонентов.

Четвертый – за коллектив Черноярской ИПС и зоотехника совхоза «Принежский».

Пятый – за помощь и поддержку коллег, за дружный коллектив кафедры частной зоотехнии СХИ, опять-таки под руководством, и прочее, и прочее.

Шестой – за мать диссертанта Анну Ивановну Анненкову, за друзей и всех, кто прямо или косвенно способствовал успеху.

Седьмой – не менее грандиозный, чем первый: за науку ученых, за ученых науки, за их симбиоз, за свет учения и за биологию – царицу наук.

Далее пили уже без разбору, поскольку тосты, не успев сформироваться, безнадежно отставали от пьющих. Практикой выверено: система тостов обычно выдерживает два-три тоста, редко – пять, а уж семь – возможны только в атмосфере парения духа. И если выпивку предваряли речи, закуска шла молча и сосредоточенно. Обрети закуска дар речи – хотя бы те же говяжьи языки – она выразила бы присутствующим громадное чувство благодарности за внимание к ней. Хорошая закуска – это всегда большое взаимное чувство и разделенная любовь.

– Григорий Федорович. Что-то я не вижу Анны Петровны, где она? – спросила после пятого тоста Настя.

– Она не ходит на банкеты! – отмахнулся тот. – Так вот, тогда на защите…

К восьми часам вечера для доставки участников банкета по домам подали автотранспорт: персонам, шедшим по первому, второму, третьему и четвертому тосту, предоставили четыре институтские «Волги», а участников пятого и шестого тостов демократически загрузили в институтский автобус «ЛИАЗ».

Возбужденная и счастливая Анна Ивановна Анненкова укатила с дочерью, а задумчивый Толоконников не спеша шагал домой, где его выглядывала из-за занавески, уложившая внуков, строгая Наталья Васильевна.

И в зале заседаний, в банкетном зале, в «Сезаме», после того, как было все убрано и вымыто, как были закрыты окна и выключен свет, стало тихо и спокойно, лишь слышался легкий шелест ржи на картине Шишкина, в которой посапывала во сне спрятавшаяся от всех биология, царица наук, почетная участница седьмого тоста. Ей снились песни и пляски ее подданных, и хохмы, которые они тут отчебучивали без перерыва столько часов.

***

(Отрывок из романа «Сердце бройлера»)