Кровь – не водица - стр. 12

Виктор тогда еще был простым шофером, даже не личным, возил продукты, выполнял поручения – “съезди туда”, “отвези то”. Лиза вообще на него не обращала внимания, так, бегает какой-то парнишка, правда высокий. стройный, широкоплечий и очень симпатичный, но ведь прислуга, что на него смотреть. А тут, когда он вошел в палату, аж присела – до чего хорош. Глянул шутливо и ласково, протянул букет, поставил на тумбу корзинку с фруктами.

– Хозяин сегодня не смог, вот – меня попросил. Звонить будет позже, он по делам в Италию улетел. Там манго… В корзине, в смысле.

Виктор так плотоядно произнес это слово "манго", что Лиза хихикнула, вытащила из корзинки огромный, желто-оранжевый фрукт, достала серебряный ножичек из тумбы и ловко располосовала кожицу, нарезав мякоть на ровные кубики.

– Ешь, Вить. Давай пополам – это мне, это тебе.

И они, сидя друг напротив друга в больничной палате лопали сочное манго, и сок стекал по подбородкам, пачкая одежду.

…

Воспоминания Лизы прервали грубо. Ираида, довольно хлестко и больно хлопнув узкой длинной ладонью по ее плечу, едко прожужжала

– Спишь вечно. Нет, что бы гостью в зале встретить, проявить уважение. Пошли, соня.

Лиза с изумлением смотрела на тетку. Нет, конечно она была чуть старше ее, но ненамного, может на пяток лет. Она явно ровесница Бориса, а может и моложе, во всяком случае, сейчас она выглядела именно так. Возрастная тетка исчезла без следа, напротив Лизы стояла молодая. поджарая, правда, чуть сутуловатая женщина с очень яркой внешностью, красивая, сильная и злая. Шелковое платье темно-фиолетового цвета, подчеркивало то, что стоило подчеркнуть и прятало ненужное. На худой, но стройной и молодой шее красовалось изящное золотое ожерелье с аметистами, такие же серьги поблескивали из-под свободно подобранных назад темных волос. Талию, которую можно было обхватить двумя ладонями, обвивал золотой поясок, такого же цвета туфельки очень шли узким породистым щиколоткам.

Лиза встала, и, чувствуя себя коровой в сравнении с эфемерной теткой, пошла вперед, открывая дверь.

Изящество накрытого к ужину стола было непривычным, Борис Михайлович вообще-то изысков не любил, раздражался от сложностей сервировки, поэтому они всегда “принимали пищу” (любимое выражение мужа) просто, грубо и зримо. Борис ко всем кулинарным проискам повара относился скептически, предпочитал холодец и сало, а без борща и щей обеда не представлял. Чем вызывал тоску и депрессию у Марка, мужик учился поварскому делу во Франции, проработал у Бориса Михайловича много лет, считал себя почти гением, и борщи были просто ниже его профессионального достоинства.

И вот тут уж он оторвался. Белоснежный тончайший фарфор нежно гармонировал с богемским стеклом, почти незаметная золотая нитка-искра по краю посуды лишь угадывалась, но придавала всем приборам единство, гармонию и теплое солнечное свечение. У каждого прибора стояла широкая низкая золотистая вазочка с белой пышной розой, такая же роза была вышита на батистовой салфетке, все остальные штучки – солонки, перечницы, горчичницы тоже светились легкой позолотой, и казалось, что стол освещало солнце. Лиза, даже немного ошалев от этого великолепия (она так и не успела проверить готовность), пропустила гостью вперед. Андрей, официант, отодвинул стул и Ираида села. Лиза вдруг почувствовала, что она ждет ее разрешения и не садится, потом чуть потрясла головой, отгоняя наваждение, кивнула благодарно Андрею, села сама. Ираида чуть тронула губами соломенную гладкость вина, которое плеснул ей для пробы официант, согласно кивнула и отломила крошечный кусочек ржаной гренки. Потом с отвращением глянула на белоснежное блюдо, установленное в подносе со льдом, дернула плечом и хрипло каркнула