Кровь Альбарруды. Милитари детектив - стр. 26
Я пнул почти слившееся с землёй тело. Напрасно, конечно. В нём что-то булькнуло. Я отодвинулся подальше, опять вытер пот. Меня потянуло на рвоту, но в последний момент я боковым зрением приметил прыгающую полоску света. По тропе шли люди. Ещё одна встреча с нежитью была мне не по силам. Я, забыв о ране, подхватил капитана за ноги и попытался оттащить его вглубь, подальше от стены. Мне это почти удалось, но как только послышались приглушённые настороженные голоса, я упал рядом с телом и затих.
Незнакомец с грубым придыханием утверждал, что стрельба была возле Города, затем добавил:
– А я говорил Хорхе: не пускай без сопровождения. Вот и результат. За такой кусок любой мог вырвать ему кадык, даже я.
Он неприятно хмыкнул. Кто-то спросил:
– Может, прочесать руины?
– Маркес скажет, раскатаем по камешку и сложим обратно.
Я вжался в землю. Это были «лесорубы» Маркеса, люди из банды, доставлявшей хлопоты и нам, и бирлам, и пограничникам Западной Эстады. Война не была этим ребятам помехой. Джунгли стали для них родиной, но в отличии от партизан из РВС Колумбии или никарагуанских сандинистов лесорубы, отметая высокие идеи, занимались чистым разбоем. Они смело нападали и на армейские посты, и на плантации, и на нищие деревни, не брезгуя ни воровством туземных младенцев, ни захватом дураков-туристов.
– Возвращаемся. Завтра всё будет ясно.
Они скрылись, а меня била мелкая дрожь. Стало до того плохо, что я закусил рукав, чтобы не стучали зубы. Куртку на спине можно было выжимать. Ко всему заныло плечо. Сколько я пролежал так, не знаю. Сознания не терял и, кажется, ещё делал попытки подняться, но голова шла кругом. Наконец, я сдался и, приткнувшись к остывающему Шимански, заснул.
Тот сон я запомнил навсегда.
Вопреки всем природным законам, мне приснились не ужасы, а женщины. Две красивые и гордые потомицы первых завоевателей. Они стояли одна перед другой как скалы, каждая обжигая соперницу внутренним пламенем необычайной силы, надменно и даже презрительно рассматривая ту, которая осмелилась принять грозный вызов. Выточенные из мрамора лица были высоко подняты, груди внешне спокойно вздымались и опускались, руки были неподвижны, и только энергичное и пока незаметное постукивание крепких стройных ног выдавало в них бушевание готовых взорваться вулканов.
Страстная темпераментная музыка обволакивала их, ещё удерживая от поединка. Воинственность отцов и чувственность матерей, смешавшись в крови обеих соперниц, вытолкнули их друг перед дружкой, таких разных в своей индивидуальности, но одинаково величественных и ярких, и ни та, ни другая не желала выходить из дуэли самок побеждённой. Оковы аккомпанемента рассыпались, постепенно освобождая место необузданной стихии животного танца.
Уже потом, в гарнизоне, много раз мысленно обсасывая и облизывая приснившееся, я понимающе улыбался – конечно, это были лучшие впечатления от американского фильма. В моей голове, не обременённой широкими знаниями, красивая картинка не могла возникнуть из пустоты. Такое чудо могло родиться только оттуда, из целлулоидного мира конкисты или времён кровожадного пиратства, облагороженного Голливудом.
Но тогда, впервые… Я был заворожён, я был поражён красотой происходящего! И как ни странно, но вдруг в обеих танцовщицах я стал узнавать одну женщину. Словно она отражалась в огромном и от этого незаметном зеркале! Но которая из двух красавиц была настоящей?