Кроатоан - стр. 18
Квартира представляет собой студию художника, подходящего к делу чуть более серьезно, чем любитель. Кармела замечает, что умелая перепланировка соединила гостиную с полукруглым застекленным балконом, так что здесь более чем достаточно света для мольберта и холста. Мебели немного, но к стенам приставлены картины – законченные эскизы.
– Так, значит, ты и есть Кармела… – произносит мужчина после долгого изучения.
Она кивает, все так же стоя на пороге, и ждет, когда хозяин скажет что-нибудь еще для поддержания беседы, но он ничего не говорит. Поэтому Кармела призывает на помощь Моцарта.
– Очень красивая музыка.
– Вторая часть фортепианной сонаты фа мажор Моцарта, номер двенадцать. Она нравилась ему, и мне она нравится из-за него.
– Ему?..
– Карлосу Манделю.
– Ах да.
– Почти все, что нравилось ему, нравится и мне. – Он пристально смотрит на девушку. – Почти все.
– Понятно, – отвечает она, предпочитая не заметить намека.
– Что-нибудь выпьешь?
– Нет, спасибо.
Повинуясь внезапному порыву, хозяин в два прыжка оказывается возле балкона и закрывает дверь. Кармела обращает внимание, что картина на мольберте еще сырая, но от порога ей видны только красные мазки. Возможно, художник писал эту картину прямо перед ее приходом. От густого запаха масляных красок у девушки кружится голова.
– Вы художник.
– А что, заметно? – Кармела робко улыбается в ответ на его колкую реплику, и тон хозяина становится мягче. – Давай-ка проходи и садись. И, мать твою, перестань уже мне выкать. Меня зовут Нико.
Кармела уступает наполовину: проходит, но не садится. Вокруг столько интересного! Картины на стенах и картины у стен. В рамах и без рам. Художнику нравится изображать людей и животных: девочек и ежей, тигров и дам. Стиль близок к примитивизму. В правом нижнем углу проставлена подпись: «НРейноса». А еще в комнате много фотографий, на них – картины и люди. Как будто для Нико зрительные образы – это источник жизни. Мандель запечатлен на нескольких снимках, на одном – вместе с Нико: мужчины улыбаются, указывая на картину – портрет самого Манделя. Хотя снимок не очень большой, Кармеле кажется, что портрет очень верный: художнику удалось отобразить белизну волос, острый взгляд и морщинистую кожу Манделя; фон картины – голубой.
За спиной раздается голос хозяина:
– Может быть, ты видела этот портрет в интернете. В свое время он широко разошелся.
– Что-то знакомое, – врет Кармела.
– Слушай, извини за вопрос, но… какие у вас были отношения?
Это уже похоже на допрос.
– Я стажировалась у него на кафедре. Писала работы под его руководством.
– Ясно. Когда это было? – Нико открывает ноутбук и ставит рядом с телевизором, в котором диктор о чем-то рассказывает над заголовком «Лондон: войска занимают улицы».
– Это было… Два года назад.
– Я спрашиваю, когда вы в последний раз виделись.
– Значит, так… Я его иногда навещала, иногда звонила, пока он… не поступил…
– Пока он не лег в психлечебницу, – договаривает Нико.
– Да.
– Ну и со мной та же штука. Он лег в больницу и провалился сквозь землю. Я никогда не слышал, чтобы он говорил о тебе.
– А при мне он упоминал вас… тебя.
– Вот как? И что говорил?
– Ничего такого… важного. Я слышала… про вас…
Кармела не знает, как продолжать. Это Борха первым рассказал ей, что у Манделя связь с каким-то «педрилой-художником». Потом она прочитала об этом в интернете.