Кризисный центр "Монстр" - стр. 21
До аэропорта её довезли на машине консульства, в Лос-Анджелесе встретили сотрудники миграционной службы и помогли оформить все страховки и документы – уже американские, на новое имя и новую фамилию: при рождении она была записана на фамилию матери, а теперь сменила её на фамилию отца. Алёна превратилась в Элен. Проблемы языкового барьера не было: она с рождения говорила на двух языках, причём дома больше на английском, и к пяти годам болтала, как урождённая американка. Преподаватель иностранного языка в университете восторгался её произношением:
– Алёна, вы изъясняетесь, как истинная янки!
Четверть века её звали Алёной, и пришлось долго приучать себя к изменённому имени: во взрослом возрасте такие перемены даются трудно, подсознание упорно цепляется за привычное, не принимая новое имя, как собственное.
Только спустя год новоявленная Элен Янген окончательно поверила, что на этот раз сумела уехать от прошлого достаточно далеко. В напоминание остался только чёрный котёнок – она не смогла бросить малыша на произвол судьбы, она слишком хорошо знала, каково это: остаться без близких, любящих людей. Для неё самой именно Фенька стала самым близким существом: тётей-дядей в Америке не нашлось, бабушка по отцу умерла давно, когда Элен ещё в уссурийскую школу ходила, а дедушка благополучно женился на вдове с детьми и осколок прежней семьи ему был не нужен. Она съездила познакомиться с дедушкой – тем их родственное общение и ограничилось. Новую жизнь Элен разделила с кошкой, признав, что иных родственников у неё просто нет.
Старинный трёхэтажный дом, в котором располагалась лос-анджелесская квартира Элен, был обнесён оградой и имел небольшой дворик, открытый только для жильцов. Здесь разрешалось гулять с домашними животными, и Фенька носилась как сумасшедшая по дорожкам и газону, карабкалась на деревья и пугала бабочек и птичек, когда её выпускали размять лапки. Подрастая, кошка взялась охотиться на воробьёв, прячась в траве и молниеносно выскакивая из засады, когда намеченная жертва подпрыгивала поближе. Иногда её охота увенчивалась успехом, и кошка гордо притаскивала задушенных птичек хозяйке. Элен, воровато оглядываясь и тихо ругаясь на питомицу, выкидывала улики произошедшего убийства в мусорный контейнер к вящему недовольству Феньки. Кошка рассерженно фырчала, но продолжала таскать ей трофеи, в первую очередь – мышек, неосторожно заскакивавших в их квартиру. Птицы вскоре доказали, что они умнее грызунов, и перестали слетать с веток на землю во время прогулок Феньки. Воробьи и голуби ехидно чирикали и курлыкали с недоступной кошке высоты, и Фенька тщетно всё время прогулки просиживала в засаде. Бедная охотница страдала невыносимо: дичь была так близко, а поймать её совершенно невозможно! Наученные горьким опытом птицы перестали залетать в палисадник, когда в нём гуляла Фенька: стоило ей показаться на пороге подъезда, как все пернатые обитатели крыши взмывали высоко на кроны деревьев и карнизы.
Однажды, гуляя по двору, Элен уронила кусочек булки, которую жевала на ходу. Птицы на деревьях оживлённо загалдели, и в конце концов один молодой голубь не выдержал: спикировал вниз и ухватил лакомый кусочек. Клевать его он улетел на крышу, но Фенька успела провести причинно-следственную связь, и на следующий день стащила со стола кусок белого батона и вышла на прогулку с приманкой в зубах. Таким образом её охота на птиц вышла на новый уровень, вернув шансы на успех.