Размер шрифта
-
+

Кристалл времени - стр. 6

По залу прокатывается дружный возглас:

– За победу России! За победу над немчурой!

Анджей поворачивается к музыкантам:

– Эй, нехристи! Spielen, so dass die Kronleuchter schwankte! Herr Hans zahlt für alles! За победу над немчурой!

Громыхает разухабистая музыка считавшейся у нас до крайности неприличной песенки «В Кейптаунском порту с пробоиной в борту “Жанетта” поправляла такелаж» (именно она мне почему-то, – наверно, именно ввиду своей неприличности, – в этот момент и представляется).

Офицеры со словами: «За победу над немчурой», – снова пьют стоя.


– «…Идут, сутулятся,

по темным улицам,

И клеши новые

ласкает бриз.

Они идут туда,

где можно без труда

Найти себе и женщин, и вина…»


– отчего-то на чистом русском выводит певец под гром джазового оркестра.


Меня стал разбирать смех.

– Так и сказал: «За победу над немчурой»?!.. А они, олухи, и не понимают ничего! Ну и дядька у меня, оказывается!.. Надо же додуматься: клизму – удаву! Ничего себе!.. И даже на ресторан хватило!..

Мама-Ксеня подтвердила:

– Хватило. Даже на два или на три раза. В общем, хорошо гульнули за счет господина Ганса.

– А как же пленных-то немцы отпускали в ресторан? – удивилась я.

– А вот так вот и отпускали, – сказала мама-Ксеня. – Под честное слово русского офицера. Тогда это было вполне нормально.

Я спросила:

– А теперь как?

Мама-Ксеня вздохнула:

– Ох, не знаю, не знаю, как оно теперь. Теперь времена злее стали. И люди, и времена. – И вдруг засуетилась: – Ох ты господи! Подъезжаем уже! Вещи собирать надо! Вон за тем же оврагом, помню, наша станция!…


***

…Что есть время? И кто мы сами, в нем плывущие? Может, и не всегда оно бежит так стремительно, а иногда, тоже, как и я, страдая одышкой, приостанавливается? Что если этот овраг за окном – все тот же самый овраг? А ведь и я могла бы – там же, во рву… Но вот ведь, живу же все еще! Во всяком случае, пребываю в этом застывшем навсегда кристалле времени.

И может, те двое со своими пулеметами тоже застыли в этом остановившемся времени, словно вмороженные в него навсегда?..

Ах, право, зря вы все-таки снова раздвинули шторы, мой уважаемый попутчик, любитель точных, незыблемых расписаний!.

…А голос мамы-Ксени все никак не умолкает в ушах::

– Ну да! Вон она! Уже видна!.. Зоська! вон ту сумку же забудем! Хватай!..


Встреча.

О «Мишке Тухачевском» и немного о

еврейском вопросе


Своего дядю Анджея, ждавшего нас у здания станции, я узнала сразу, едва мы вышли из вагона. Постарел, конечно, в сравнении с тем молоденьким подпоручиком, которого я видела на фотографии, поседел, полысел отчасти – но непокорство в глазах все то же самое. По ним-то и узнала, по глазам.

Рядом с ним стоял парень лет девятнадцати, весьма на него похожий, только вот глаза совсем другие; такими нынче никого не удивишь. Рубахи на обоих были хоть и местами латаные, но чистенькие. У обоих на ногах – старенькие, но начищенные до зеркального блеска сапоги.

После того, как Анджей и мама-Ксеня обнялись, она указала на меня:

– А это дочурка моя, Зоська.

Он потрепал меня по голове:

– Красавица… А это мой отпрыск, Колька, в этот год – в армию… Ну, пошли. Карета, правда. не барская, но уж как-нибудь доберемся. Колька, бери их клумки.

Мы обошли станционное здание и увидели запряженную телегу, в нее-то и забрались. Анджей сел за кучера, и «карета» тронулась.

Страница 6