Криминальная тайна века. Дело Ракстона: хроника расследования одного из самых жестоких преступлений в истории криминалистики - стр. 5
Преисполненный решимости использовать свои возможности по максимуму, он изучил последние новинки лондонской моды и решил, что, каких бы это ни потребовало затрат, он всегда будет одеваться по последнему слову моды – так, чтобы выглядеть не безвкусным, а до мозга костей английским джентльменом. Если он хотел пробиться в высшую лигу британской медицины, ему нужны были все преимущества, которые можно было приобрести. Он был хорошим врачом и хорошим хирургом, он был уверен в этом, но как цветной человек также знал, что все равно столкнется с предрассудками, каким бы талантливым ни был. В Индии он был членом привилегированной социальной группы: парсы считались хорошо образованными и утонченными людьми. В Англии он был просто еще одним цветным, иностранцем, которого многие считали человеком второго сорта. Ему нужно было вписаться в британское общество, быть принятым им, чтобы реализовать свои амбиции. Ему нужно было сделать себе имя, так что окружавшим его удовольствиям, решил он, придется подождать.
Для врача, желавшего сделать карьеру в области хирургии, выбор был очевиден – Эдинбург. Шотландские медики были известны во всем мире, а шотландские хирурги и вовсе считались лучшими. Стипендия Королевского колледжа хирургов в Шотландии стала бы лучшим подтверждением его квалификации, которое только можно было представить.
Холодные серые улицы Эдинбурга 1920-х годов не шли ни в какое сравнение с яркими огнями Лондона, но для Хакима это было не главное. Он взялся за подготовку к экзаменам на получение стипендии. Практические аспекты общей хирургии давались Хакиму легко – опыт службы в армии помог ему отточить навыки, – а вот с теорией все обстояло иначе. По-английски он по-прежнему говорил недостаточно бегло, да к тому же, как он ни старался, ему не удавалось контролировать свою легковозбудимую натуру. Если он расстраивался или беспокоился, то сразу начинал говорить с ошибками и к тому же слишком высоким голосом. Он вновь и вновь пытался взять себя в руки, но безуспешно. Хаким хорошо понимал, что это серьезный недостаток, который ставит его в невыгодное положение по сравнению с уверенными в себе англоговорящими конкурентами.
Экзамены на получение стипендии проводились в строгом соответствии с принципом трех пересдач. Ни одному претенденту, каким бы он ни был одаренным, не разрешалось сдавать экзамен в четвертый раз. Хаким не допускал и мысли о том, что может провалить экзамен, однако именно это и произошло – впервые в его жизни. Проще всего было бы списать это на расовые предрассудки экзаменаторов, но в глубине души он знал, что это неправда – он просто недостаточно хорошо проявил себя в тот день. Во второй раз результат был тот же. У него оставался один шанс, но уверенность покидала его, хотя, как оказалось, к тому времени, когда он потерпел неудачу в третий и последний раз, его жизнь уже начала принимать совершенно иное, неожиданное направление.
В перерывах между бесконечной работой и учебой он нередко проводил время в каком-нибудь из ставших в последнее время многочисленных ресторанов Эдинбурга, но один ресторан привлекал его больше других, потому что управляющей в нем была Белла Керр. Белла не была красавицей по меркам кинематографа. Ее вряд ли можно было назвать даже хорошенькой – у нее был большой нос и выступающие вперед зубы, – однако все, кто встречался с ней, говорили о том, что она особенная. В ней был какой-то особый магнетизм, который Хаким нашел неотразимым. Элегантно одетые женщины, которых он видел в Лондоне, были привлекательны, но слишком надменны. Белла же была совершенно другой, не похожей ни на одну женщину, которую он встречал раньше. Впервые в своей жизни Хаким по уши влюбился, и это чувство было взаимным.