Криминальная история масонства 1731–2004 гг. - стр. 55
Николай I так по-настоящему и не понял всей глубины масонского заговора, ликвидировав радикальную верхушку (и ту далеко не всю), царь поверил на слово многим высокопоставленным масонам и простил их участие в подпольных организациях.
В апреле 1827 года на высокую должность председателя Государственного Совета и Кабинета министров был назначен все тот же масон Кочубей. Еще ранее (в декабре 1826 года) он получил назначение возглавлять «комитет для рассмотрения разных предложений касательно улучшения в государственном устройстве». Членами этого комитета стали также старые масонские конспираторы Сперанский и А. Н. Голицын. Неудивительно, что предложения этого комитета оставались в рамках старых западнических программ, которые были осуществлены при новом масонском правительстве Александра II.
Тот же А. Н. Голицын был назначен Николаем I на почетную должность канцлера российских орденов. Доверие к нему было так велико, что когда царь и царица уезжали из Петербурга, то попечение о своем семействе они передавали Голицыну. А с 1839 по 1841 год этот масон председательствовал на общих собраниях Государственного Совета. Есть немало и других примеров, когда лица, принадлежавшие раньше к масонским ложам, занимали высокое положение в правительстве Николая I. Так, управляющий III отделением собственной Его Императорского Величества канцелярии, начальник штаба корпуса жандармов, член Цензурного комитета Л. В. Дубельт был известным масоном, членом лож «Палестины», «Золотого Кольца», «Соединенных Славян». В последней ложе Дубельт исполнял обязанности 2-го надзирателя в 1818–1820 годах, наместного мастера в 1820–1821-м и представителя в Великой Ложе Астрее[134].
Конечно, при блюстителях государственного порядка с таким масонским прошлым вольным каменщикам, особенно в провинции, нечего было беспокоиться. По рукам свободно ходила масонская литература, привезенная из-за границы. Интересное описание этой стороны жизни дано в романе Писемского «Масоны». Действие его начинается в 1835 году в одном из губернских городов. Многие видные горожане, включая губернского предводителя дворянства, – масоны. Они не скрывают своей масонской принадлежности. В их домах много масонской литературы, на стенах – изображения масонского характера. Так, в кабинете губернского предводителя висит портрет гроссмейстера масонского ордена герцога Фердинанда Брауншвейгского в рыцарских латах.
Масоны собираются и беседуют о своих делах, мечтая о восстановлении былой «славы» своего ордена. Видно, что масонская «работа» не останавливается, соблюдаются ритуалы, производится прием новых членов. Конечно, среди этих людей есть просто сбитые с толку романтики-идеалисты, для которых масонство – своего рода игра, но это нисколько не изменяет общего значения масонской организации как социально опасной и подрывной.
Еще более точное проникновение в преступную сущность масонства николаевского времени – в повестях А. Григорьева. Писатель очень точно показывает масонов как «ледяных эгоистов», взирающих сверху вниз на всех и вся. Душа масонов «самолюбивая и сухая». А. Григорьев видит, что они чувствуют себя «маленькими наполеонами», способными на любое преступление. Столь верная характеристика представителей масонства объясняется тем, что А. Григорьев на некоторое время сам был затянут в масонскую ложу его товарищем по университету, неким аферистом Милановским, который, разглагольствуя о высоких материях, собрал с «братьев» деньги и исчез. Недолгое пребывание в масонской ложе стало серьезным жизненным уроком для А. Григорьева.