Криминал-шоу. Повести - стр. 9
Припав к глазку, затаив дыхание, Зоя наблюдала, как через минуту из квартиры напротив один за другим вышли два парня в чёрных майках, лысый вертлявый парнишка и патлатая девица. Они, не торопясь, разговаривая и пересмеиваясь, подефилировали к лифту. Вдруг из незакрытых ещё дверей вырвался лохматый маленький Пузик и с гневным лаем бросился за налётчиками вслед. Через секунду раздался собачий визг и утробный хохот победителей. Бедная собачонка долетела, кувыркаясь, до самой двери родимой квартиры.
Нина пришла потерянная, раздавленная, убитая. Рухнула в кресло, запахнула блёклый халат на полной груди, утёрла слезу.
– Вот так и помру! С моим ли сердцем такие спектакли! Ох, Зоя, дай чего-нибудь попить и валерьянки. Твоего-то нет?..
Да-а, история у соседей приключилась дурацкая и вместе с тем зловещая. Колька, сын, отмучив в этом году школу, избрал самую новомодную профессию – торгаша. Нанялся в ларёк к кооператору – жвачку, «сникерсы», зажигалки, сигареты и прочую дребедень продавать. И вот подсунулся к нему на днях шкет, колечко золотое суёт: загони, мол – всё равно ведь торгуешь. Продать посоветовал подешевле, тысяч за тридцать: двадцать пять «штук» (они тыщи-то «штуками» называют!) – хозяину, остальное – Кольке. И срок – до среды. А Колька-то, оболтус и дурак малохольный, вздумал на кольце разбогатеть – пятьдесят этих самых «штук» запрашивать начал. Ну и все сроки пропустил. Тот, лысый-то, припёрся в среду: гони, дескать, бабки. Нету. Давай срочно – свои, собственные. «Да откуда же? – отвечает Колька. – На, забери кольцо своё паршивое, если так». А тот ощерился: «Ну уж нет, кольцо теперь твоё, мне деньги нужны».
В конце концов Колька послал шкета лысого куда подальше, тот отвалил, матерясь и гавкая. И вот сегодня – звонок в дверь. Бабушка – ну совсем с ума спятила старая! – взяла, да и открыла, не спросясь. Колька уже спал в задней комнате. Нина, выскочив встреч непрошенным гостям, скумекала: забожилась, нет, мол, сына дома, с девчонкой где-то гуляет. Тут ещё Витька, муж Нины, похмельный, вылез из спальни: кто таковы да по какому поводу? Даже на пистолет спьяну полез. Главный из этих, мордатый, в тёмных очках, так припечатал бедному Витьке, что тот вверх тормашками полетел и в стену влип. Сейчас рот раскрыть не может – челюсть распухла. Как же тут деньги-то не отдашь? Они пятьдесят тыщ потребовали, в два раза больше (это в наказание – объяснили). Нина, со слезами отдавая кровные тыщи, осмелилась всё же, спросила: мол, опять-то не придут? Вожак осклабился: «Не тушуйся, мамаш, не трясись как на электрическом стуле. Мы люди честные, справедливые: больше не появимся – спите спокойно». И – заржал, скотина…
Когда Нина ушла, Зоя глянула на часы: ого, уже первый час. Волноваться не хотелось, но как же стиснуть себя? Она раскрыла шторы, принялась возиться с цветами – кашпо всех видов и размеров густо теснились на широком подоконнике. Зоя сосредоточенно обрывала ослабевшие цветки и листики с герани, китайской розы, фиалки, японской глоксинии, рыхлила почву в горшочках, поливала слабым раствором чая. А мысли прыгали: точно, подлец, закрутил с кем-то!..
В истории их семьи случалось и не раз, что Игорь вовсе не ночевал дома. Впервые это случилось, когда он ещё работал журналистом. Он получил тогда нежданную и по тем временам солидную премию – заявился домой уже слегка подшофе, с букетом бордовых роз, энергичный, бодрый. С порога объявил: никаких сегодня пошлых ужинов из картошки и чая – идём в ресторан. И вот тут сглупила, конечно, она, Зоя. То ли настроения не случилось, то ли подспиртованная энергия мужа вмиг раздражила – заартачилась. Игорь уговаривал с полчаса, умолял, даже на одно колено театрально опускался и руку к сердцу прикладывал, словно герой-любовник… Потом психанул, одарил «дурой», хлопнул дверью.