Криминал на лабутенах - стр. 3
– Мама, но я тебя об этом не просила. Наоборот, еще три недели назад сказала, что начался Рождественский пост, мяса не едим. Зачем ты привезла эту баранину? Давай я ее заморожу.
– Но парное же мясо! – не сдавалась мама. – Нельзя ее замораживать. Весь смак пропадет!
И видя, что дочь упрямится, хитрая мама зашла с другой стороны:
– Специально для Светочки баранинки привезла, у нее легкие слабенькие. И Лешке надо много белка, вон он какой длиннющий вымахал. А детям вообще пост соблюдать нельзя.
– Это кто сказал?
– Врачи! Врачи сказали, а не твои мракобесы-попы!
Мариша молчала, потому что чувствовала: разговор у них зашел куда-то не туда. Но мама уже вошла в раж:
– Кручусь, кручусь целыми днями, а вы все время мной недовольны!
Мама у Мариши всегда обижалась неподдельно и очень искренне. Еще немного, и она саму себя бы убедила в том, что она худшая мать на свете, а там и до гипертонического криза недалеко. Мама обладала удивительной способностью накручивать саму себя до такой степени, что и давление у нее подскакивало, и сердце начинало стучать как бешеное, и бледнела она вполне натурально.
Поэтому Мариша вовремя вспомнила слова какого-то славного батюшки, которого увидела по телевизору. Он говорил, что главное в пост – не есть нервы друг друга, так что Марише оставалось только примирительно сказать:
– Ладно. Если хочешь, давай потушим этого барашка.
Мясо и впрямь всем понравилось. Дети наворачивали за обе щеки. Мариша крепилась три дня, но когда сегодня оказалось, что от барашка остался последний маленький кусочек, на который никто не претендует, потому что объелись парным мясом в прошлые дни, и к тому же ничего другого в доме пожевать нет, она сдалась. Баранину никто из детей больше не хотел, пришлось бы кусочек все равно выкидывать, и хозяйственная жилка взяла верх над благоразумием. Мясо она доела, а теперь вот расплачивалась. То ли чернослив, то ли трехдневная баранина, то ли угрызения совести, что в пост трескает мясное, то ли все это вместе, но жуткое бурление у Мариши в животе не заставило себя ждать.
– Ой-ой-ой!
Мариша поглядела по сторонам. Ага, вот и заветная дверь с изображением силуэта дамы в хорошо знакомом всем бывшим советским девочкам черном треугольном платьице. Мариша проворно проскользнула внутрь, порадовавшись, что здесь целых три кабинки. Значит, она никому не помешает. Мариша устроилась поудобнее и тут внезапно услышала, как в туалет вошел еще кто-то.
А затем до Мариши донесся женский голос, который произнес:
– Ты права, Элеонора ведет себя просто непорядочно.
Видимо, это было продолжение какого-то разговора, который начался еще в коридоре, потому что другой голос тут же откликнулся:
– Да, я уже думала сообщить об этом ее Рудику.
– Вряд ли он сумеет на нее повлиять.
– О, ты еще не знаешь Рудика.
– Он мямля! – заявил первый голос. – Элька крутит им как хочет.
– Это не так. Говорю тебе, Рудольф может действовать очень жестко.
– Тебе-то откуда это знать?
– А вот знаю.
Затем учительницы, или кто там был, разошлись по кабинкам, и больше Марише ничего услышать не удалось. Да она и не планировала. Живот у нее неожиданно совершенно перестал болеть, она выскочила обратно в коридор и поспешила куда и планировала попасть сегодня, в гости к своему папе.
Надо сказать, родители Мариши развелись очень давно, в глубоком детстве самой Мариши. И с тех пор ни о какой дружбе между ее предками речи не было, да они к ней и не рвались. Так что общение с родителями Марише приходилось разделять и четко дозировать. Когда к ней в гости приходила мама, отец никогда там не появлялся. Если сегодня Мариша отправлялась с визитом к папочке, ее мама оставалась у себя дома или занималась другими делами, но к дочери не показывалась, демонстрируя тем самым свое неодобрение.