Размер шрифта
-
+

Крики солнца - стр. 4

Никогда этой китаянке не узнать, сколько бессонных часов Гвидо с отцом провели над каждым узором (когда другие мастера были заняты) и сколько приходится каждый месяц спускать на контактные линзы… Потому что, во-первых, громоздкие очки отпугивают покупателей. По крайней мере, так считает мама – а её жилку маркетолога никто в семье не посмеет отрицать. А во-вторых – ну смешно это, очки с толстенными стёклами. В школе с ума сойдут.

Гвидо даже в свои восемнадцать больше всего на свете боялся, что его поднимут на смех друзья.

Ну, или почти больше всего.

– Синьорина? Я могу Вам помочь? – он повторил снова, по-итальянски и по-английски, мысленно молясь, чтобы девушка поняла хоть что-нибудь за его жутким акцентом. Нет, за английский нужно браться всерьёз – иначе “Marina” до обидного скоро разорится.

Девушка посмотрела на Гвидо в упор, а потом вдруг тихо ответила. Глаза у неё были чёрные, точно грифель карандаша, а в итальянской речи (как такое возможно?) лишь едва-едва слышался акцент.

– Да, спасибо. Я ищу подарок для подруги, которая не может ходить. Вы не подскажете что-нибудь радостное?

Радостное… В их магазине всё радостное. Гвидо всегда так казалось – и он растерялся от боли, которую увидел в этих глазах. Другой парень-китаец, шедший рядом с поедателем Маринары, тоже окликнул девушку, но реакции не добился.

Гвидо раскрыл двери шире.

– Конечно, синьорина. Прошу Вас. Браслеты? Ловцы снов? Большие напольные ракушки?

Гвидо повторял заученный текст, а сердце почему-то колотилось, как сумасшедшее. Он только что заметил, что на девушке чёрные джинсы и футболка со значком пацифизма. Она застенчиво осматривалась, сцепив руки в замок.

Что-то словно хрустнуло в воздухе – среди створок раковин раскрылась ещё одна. Гвидо смотрел на туристку из Китая и знал, что происходит нечто важное, неописуемо важное, важное навсегда. Важнее даже, чем его нежелание всю жизнь провести за прилавком “Marina”, чем жажда выбраться из вездесущих соррентийских лимонов, жары и скуки в «тихий сезон».

Друзья девушки ввалились следом. Гвидо сглотнул слюну.

– Есть шкатулки и статуэтки из ракушек… Вот эти – с перламутром, по десять евро. А здесь всё по семь. Жемчуг…

– Жемчуг, – девушка улыбнулась, и на бледных щеках проступили ямочки. – Ей нравится жемчуг. Я могу посмотреть?

Венеция

1

Эдуардо сошёл с поезда на вокзале Санта-Лючия ровно в 14.00. Можно часы проверять, как в Швейцарии. Ему нравилась точность итальянских поездов – как, впрочем, и весёлые мифы об итальянской непунктуальности. Нравилось сидеть в мягком кресле, с комфортом и лёгкой ленью пересекая всю страну с севера на юг за пять-шесть часов. В эти часы он успевал поразмышлять над тем, на что в другое время не хватало времени. А иногда просто бездумно смотрел в окно, где пролетали мимо зелёные бока холмов, оливковые рощи, поля Тосканы и Эмилии Романьи. Раньше, в первые разы, ему хотелось не выпускать из рук камеру – особенно на закате. Жаль было, что поезд несётся так быстро. Он отчётливо помнил, как на мосту через Бренту у него – тогда ещё совсем зелёного, вчерашнего студента – в буквальном смысле захватило дух. Очень прозаично, вроде приступа астмы, хотя астмой он никогда не страдал. Стало нечем дышать.

Он не был в восторге от своей острой восприимчивости – но давно принял её, как данность. Или болезнь. Мама, психолог со стажем, иронически определяла её как «синдром Стендаля».

Страница 4