Крик журавлей в тумане - стр. 38

На белой ткани появилось пятно гнойной, вязкой мокроты с примесью крови. Он вспомнил слишком частое покашливание, которое Рубман оставила без внимания, и, проклиная себя за невнимательность, бросился в ординаторскую за фонендоскопом. После тщательного выслушивания Крыленко облегченно вздохнул. Крупозная пневмония – это все-таки лучше, чем послеродовой сепсис.

Рубман спала в углу ординаторской на жестком топчане.

– Софья Марковна, проснитесь, – нарочито громко сказал Сергей, подходя к топчану.

– Что случилось? – вскочила Рубман, поправляя белый халат, в котором спала. – Что вы здесь делаете? Мне пора сдавать смену?

– Людей пора лечить, – жестко сказал Сергей Михайлович. – Вы ведь врач все-таки, а не пожарник. К тому же у вас есть тяжелая больная, – он отвернулся, стараясь не смотреть на заспанную, помятую женщину, чтобы не нагрубить ей.

– Вы пришли сюда среди ночи для того, чтобы рассказать мне о моих обязанностях?

Крыленко сделал вид, что не заметил вызова в ее словах.

– Я пришел, потому что у Воросинской крупозная пневмония.

– Вы теперь ставите диагнозы, лежа на нарах в своем бараке?

– Как я их ставлю, не имеет значения. Мне нужен пенициллин. У вас есть, я знаю.

– То, что есть у меня, вас не касается. Вы меня оскорбили, прощения не попросили, а теперь надеетесь на мою помощь. Не получится.

Сергей посмотрел на коллегу. В этот тяжелый для него момент она казалась ему особенно отвратительной. Уродина! Во всех отношениях уродина. Но сейчас надо спасать Надю.

– Вы правы, Софья Марковна, я поступил непорядочно. Простите меня за мое поведение.

– Вы думаете, я не понимаю цену вашего извинения? Для меня она ничтожна. Пенициллин – мой личный запас, и я не обязана его раздавать кому попало. Тем более за дежурное, мимолетно сказанное «извините», – Софья направилась к выходу, но Сергей преградил ей путь.

Взглянув на его лицо, она испугалась. Казалось, он готов был убить ее. Она мгновенно оценила опасность: ночь, охрана далеко, в случае чего его, конечно, потом накажут, но ей это уже не поможет. Стараясь не показать своего испуга, Софья сказала:

– На колени встанешь, прощенье попросишь, может, и дам тебе лекарство. А нет, сам виноват будешь в смерти заключенной Воросинской.

Сергей в бешенстве выскочил из ординаторской. Из Надиной палаты послышался звук кашля, идущая навстречу Машенька смотрела на него умоляюще. Он вернулся и покорно встал на колени, прося прощения.

Две недели он не выходил из больницы. Спал урывками, почти не ел. Особенно тяжело прошли первые три дня. К концу первых суток улучшения не наступило. На второй день он уже начал сомневаться в эффективности выбранного лечения, но на третьи сутки температура стала спадать. Кризис миновал.

Надя, дрожа от холода, бесконечно долго летела по длинному коридору, устремляясь к свету в конце его. Когда этот свет был уже совсем рядом, из него вышла мама, а за ней бабушка. Они звали Надю к себе, протягивая к ней прозрачные руки с тонкими пальцами.

– Я иду к вам, – кричала Надя, не слыша собственного голоса.

Она уже совсем было долетела до них, почти дотронулась до зовущих рук, но они исчезли вместе с длинным коридором. Наде стало жарко. Она почувствовала тяжесть чужой руки на лбу. В глаза ударил свет, показавшийся слишком ярким. Она открыла их и увидела доктора, стоявшего рядом с ней.