Кричи громче - стр. 37
Как мне справляться сейчас? Как?
Опускаясь на заправленную стеганым покрывалом кровать, беру в руки оставленную на тумбочке книгу.
– «Кэрри», Стивен Кинг, – тихо проговариваю вслух.
Благодаря заложенной между страниц фотографии книга отрывается на том моменте, который читала Маша.
– Трогай меня, – прошептала она ему на ухо. – Всю. Выпачкай меня всю[1].
Пробежавшись глазами по этим строчкам, машинально переворачиваю снимок изображением к себе.
Ярик. Излом в надбровных дугах, в глазах чертяки, дерзкая улыбочка, ссадина на скуле…
Что же между ними происходило? Неужели мы не замечали очевидного? Может ли Маша быть в него влюбленной? Может, конечно… Да, наверное, влюблена. Удивляться не приходится. Связь между ними чувствовалась с рождения. Только ходить научились, за руки взялись. Потом дрались, конечно. Спорили и по любому поводу соперничали. Но… Они ведь как привязанные. Друг за другом таскались. Дай волю, сутками бы не разлучались.
– Привет, мам!
Маша входит в дом, сразу за ней идет Ярик.
– День добрый, мама Ева.
– Привет-привет! Я пиццу испекла! Голодные?
– Нет! – в один голос.
Помнят прошлую неудачную попытку, когда корж-основа по вкусу напоминал подошву ботинка.
– Она съедобная! И даже вкусная. Эй! Правду говорю. Я уже попробовала.
– Мы просто перекусили в городе, – отмазывается Яр за двоих. – Живот разрывается. Некуда.
– Ну, хоть попробуйте, – со смехом смотрю в их переполошенные лица. – Да не отравлю я вас! Маленькие кусочки, – разрезаю пиццу специальным ножом. – Налетайте!
Они, конечно же, без всякого энтузиазма берут в руки ломтики.
– Пахнет неплохо, – чистосердечно выдает Яр. И, зажмурившись, заталкивает в рот весь кусок. Раздувая щеки, усердно жует. А я замираю, ожидая реакции. Потому что Машка все еще не решается, тоже на Яра смотрит. – Мм-м… Вкусно! Давай, святоша, заглатывай, не бойся.
Смеемся с Яром, когда она осторожно подносит ломтик к губам и, задерживая дыхание, откусывает самый краешек. Прожевывает медленно, а когда рецепторы срабатывают, выпучивает глаза. Показывает мне большой палец.
– Ура! Получилось! – радуюсь я.
«Сытые» дети съедают еще по куску, а Ярик еще и с собой прихватывает. Принимаясь за уборку кухни, неосознанно слушаю громкую болтовню, пока они направляются на второй этаж. Больше на меня внимания не обращают, зато я, выглядывая в проем, вижу, как Яр на миг притормаживает позади Маши. Окидывает обтянутый джинсами зад явно не братским взглядом. Выразительно вздыхает – так, что движение грудной клетки прослеживается. И, наконец, поднимается на лестницу следом.
Мысли настолько пригружают, что Адама замечаю, лишь когда он опускается передо мной на колени. Забирая из рук книгу, задерживает взгляд на фотографии. Тяжело вздыхая, вкладывает ее обратно между страниц и, звучно захлопнув, возвращает роман на тумбочку.
– Зачем ты сидишь здесь одна?
– Адам… Мне кажется, это бумеранг, карма… Я ведь тоже из дома уходила… Теперь только понимаю, что мама пережила.
– Ты не сравнивай! Не сравнивай, Эва. Такое не сравнивай, – крайне жестко пресекает развитие губительных мыслей. – Сама знаешь, у тебя выбора не было. Да и как ты ушла? Я тебя забрал, – должно быть, руки, пока сидела здесь, околели. У меня такое от нервов случается. Сейчас только чувствую, что в ладонях Адама отогреваются. – У Машки все хорошо.