Криасморский договор. Плата за верность - стр. 43
Наконец, почувствовав в себе достаточно жизни, он снова открыл глаза. Лахель сидела напротив, устроившись в кресле прямо с ногами. Шарфа на ней не было, и Демос увидел, как свечное пламя плясало в темных узких глазах телохранительницы, кидало блики на гладкую смуглую щеку, мерцало на опутанной ремешками и серебряными бусинками толстой черной косе.
На коленях женщины лежал обнаженный ятаган.
– С возвращением, господин, – тихо поприветствовала Лахель. – Воды?
– Будь любезна, – севшим голосом попросил канцлер. Горло раздирала сухость.
Стоило эннийке отвернуться, как Демос полез в карман за паштарой. Но внезапно передумал.
«Что будет, если я попробую воздержаться от нее хотя бы на вечер? Уверен, ничего хорошего, но вдруг…»
Выпив воды, канцлер поднялся и, шатаясь, подошел к умывальнику. Лахель, безмолвная и спокойная, продолжала неподвижно сидеть на своем посту возле кушетки. Наконец, когда Демос покончил с водными процедурами и переоделся, с удовольствием стащив с себя пропитавшуюся холодным потом тунику, эннийка заерзала в кресле.
«Ихраз и Лахель могут передвигаться совершенно бесшумно, я знаю. Порой мне начинает казаться, что они специально издают лишние звуки, чтобы не пугать меня. Как мило с их стороны не доводить господина до сердечного разрыва внезапными появлениями».
Демос заворчал, пытаясь справиться с застежкой пояса. Наконец, когда пряжка поддалась, он вздохнул с облегчением и обернулся.
Лахель смотрела прямо на него, и значение этого взгляда он прочитать не смог.
«Что случилось?»
Женщина медленно покинула кресло и легкой походкой направилась к нему. Ятаган она оставила на кресле, но Демос не сомневался, что даже без этого оружия Лахель смогла бы прикончить всякого в этой комнате десятком различных способов.
«Несколько ножей и кинжалов, пара стилетов, гацонская гаррота, ядовитые эннийские порошки…»
– В чем дело? – голос канцлера не дрогнул, но прозвучал напряженно.
«Главный недостаток сотрудничества с эннийцами – невозможность понять их истинные намерения. У гацонца все мысли будут написаны на лбу. Эннийцы же не покажут ничего, кроме маски безмятежного спокойствия».
Телохранительница подошла к Демосу и остановилась на расстоянии шага. Одна ее рука была на виду, другая – спрятана за спиной.
– Ну же, Лахель, – раздраженно проговорил Деватон. – Это уже не смешно.
Вместо ответа женщина опустилась на колени. Из-за спины она вытащила предмет, внешне напоминавший трость, и почтительно подала его Демосу.
– Простите, если заставила нервничать, господин, – потупив взор, сказала женщина.
Канцлер рассматривал трость – блестящее темное дерево, строгий серебряный набалдашник с чернением – несомненно, выполненный умелым мастером – дорогая и элегантная вещь.
«Ничего лишнего, как я и люблю».
– Это…
– Мой подарок на вашу предстоящую свадьбу, – Лахель повернула серебряный набалдашник и продемонстрировала клинок. – Меч-трость. Понимаю, еще не время для даров, но мне будет гораздо спокойнее, если он появится у вас как можно раньше.
Демос с почтением принял подарок и провел ладонью по гладкому дереву. В руках новая трость лежала изумительно удобно, а пальцы уверенно смыкались на рукояти-набалдашнике. Следуя примеру Лахель, канцлер аккуратно повернул навершие и обнажил узкий клинок.