Крестовый поход за счастьем - стр. 21
–Ладно, вот косяк поймаем – наползаетесь еще.
Косяк – это скопище кильки – бывало, что косяки растягивались на несколько километров.
МРТ сильно качало, дизель заставлял вибрировать все вокруг, мы или валялись на шконках или под руководством боцмана наводили чистоту.
День на пятый-шестой плавания, наконец-то наткнулись на косячок кильки.
И вот тут уже нам пришлось несладко.
Команда, как заведенные, черпали кильку тралами, забивая холодильники.
Мы не спали трое суток, сорвали ладони до кровавых мозолей, у Кости началась морская болезнь и он то и дело под крики и свист команды бегал к леерам (такие тросики по бортам, чтоб не вывалиться) «позвать ихтиандра».
Мы провоняли рыбой и потом.
Болела спина, руки плохо сгибались и разгибались.
От морской соли волосы стали как солома.
Но ё…ный кнехт, мне все это очень нравилось!
Я с упоением принимал кошели трала, с которых водопадами лилась вода и в которых бились миллионы мелких рыбешек и открывал их, заворожено глядя, как сверкающая чешуей лавина с шелестом стекала в трюм.
Я не замечал ничего – ни усталости, ни опухших глаз от бессонницы, ничего.
Мне очень нравилось. Это было по-настоящему.
Не игра в лихих мореходов, которые как обезьяны ползают по вантам и знают, чем отличается стаксель от кливера.
Это была настоящая работа.
Тяжелая, опасная, воняющая рыбой, но настоящая…
Парамон работал, матерясь, весело сверкая глазами, с лихостью управляясь с лебедкой.
Алёша и Костя страдали и не скрывали этого…
Странно, оказывается, спустя много лет, Костя, эта сухопутная крыса, стал все-таки штурманом дальнего плавания… Хотя сейчас, стоя по колено в трепыхающейся массе кильки внутри холодишьника с лопатой, он ненавидел море, ненавидел наш МРТ Килька и нас всех…
Его постоянно тошнило, он постоянно ныл и клялся отчислиться…
А потом все-таки стал мореманом…
Не понятно это…
Мы забили холодильник под завязку, кэп Вогеныч, радостно скалясь, хлопал нас по больным плечам и его радостный мат улетал с крепким соленым ветром за горизонт.
Команда тоже радовалась – светила премия, и Вогеныч дал всем выходной.
Мы поплелись к себе в кубрик, а команда всю ночь праздновала окнчание лова, сотрясая все суденышко дружным смехом…
А наутро начался шторм.
Мы вылезли на палубу.
Ветер, свистя на разные голоса в леерах и антеннах, гнал по черным высоченным волнам клочья белоснежной пены.
Море грохотало. Палуба постоянно проваливалась куда-то вниз, потом подхватывала и выталкивала к черным низким тучам.
Наша Килька, скрипя и надсадно тарахтя дизелем, карабкалась по волнам, под тяжестью полных трюмов глубоко и неуклюже просаживаясь в черную шипящую воду по самые борта. В эти моменты по палубе прокатывалась волна, с брызгами разбиваЯсь о надстройки и мачты траловых кранов.
–Вы чего…… ….. мать….. ….. ть …… быстро ……. Мать!!! – кричал сквозь вой ветра и грохот волн Вогеныч. Это он нам.
Чтобы мы спустились вниз.
Костя с Алешей послушно скрылись в кубрике, а мы с Парамоном стояли, вцепившись в леера, вбирая остекленевшими от ужаса перед стихией глазами эту черно-белую бушующую бездну. Ветер сек по щекам, трепал бушлаты, сбивал дыхание, но я почти не чувствовал этого.
Передо мной во всей своей прекрасной свирепости неистово клокотали тонны воды.
Четные и белые краски, с миллионами оттенков.