Крестовый поход за счастьем - стр. 12
Она меня обожала.
Потому что я очень любил слушать ее рассказы о войне, о своих бестолковых детях и внуках, обо всем на свете.
Звали ее тетя Паня. Тетя Паня иногда угощала меня конфетами и однажды подарила огромную черную тарелку довоенного еще репродуктора, которую я незамедлительно приладил к розетке сетевого радио.
Чокнутость тети Пани проявлялась регулярно раз в месяц, когда она получала пенсию и покупала бутылку водки. Напившись, она бегала по двору с поленом за собаками, поднимая растоптанными галошами облака пыли, выходила на улицу и поносила прохожих и проезжающие трамваи последними словами, кидаясь в них картошками и камнями.
При этом она иногда срывала с головы чистенький белый платочек и размахивая им, пела совершенно похабные частушки.
И становилось видно, как под совершенно седыми волосами, от левого виска до затылка по голове тети Пани змеится уродливый шрам – отпечаток ранения, полученного в сорок пятом в Германии…
Вот так прошел год…
Хотя, можно было еще много чего вспомнить, но зачем?…
…«Крузенштерн» был великолепен… Мы обалдело смотрели на него с причала. Огромный, изящный, в убранстве белых парусов и паутины такелажа, он казался нереальным среди стоящих у стенки теплоходов. До посадки оставались каких-то полчаса.
Мы сидели на парапете набережной. Черные волны Балтийского моря высекали брызги, ударяясь о волнорезы. Ветер с моря дул холодный и пах он почему-то не свежестью, а керосином…
Настроение у меня было паршивым.
Во-первых, расставание с Бабочкой получилось какое-то неуклюжее, со слезами, с нервами, с обидами. Не хватало мне еще тогда мозгов понять, как правильно нужно прощаться с девушкой… Какие слова сказать… Что сделать…
Во-вторых, почему-то не было радости от волшебного плавания под парусами. Внутри ворочалось что-то беспокойное, холодное и неуютное и от этого дважды непонятного было паршиво и хотелось сесть на поезд и уехать из Клайпеды обратно в Астрахань, там по-человечески попрощаться с Бабочкой (как?), а потом сесть на поезд и уехать на Урал, в маленький городок с единственным металлургическим заводом и железнодорожной станцией… Домой…
Я помотал головой, стряхивая эти мысли и это настроение, но ничего не получилось.
–Что-то ты совсем скис – Парамон затянулся мятой сигаретой, щурясь на ветру. – Ты посмотри, какой красавец! Нарисуй его! Успеешь?
Я молча вытащил из сумки альбом (обычный, школьный, с серой обложкой) и карандаш, стал наносить первые штрихи, которые постепенно сплетались в рисунок грациозного парусника.
–Блин, балдею смотреть, как ты рисуешь! – Чича подсел рядом .
–Вадимастый, нарисуй меня – попросил Печенег – На фоне Круза!
–Блин, такую красоту твоей рожей портить? – Парамон фыркнул – Не рисуй его, Вадим.
–Лучше не надо – как-то грустно сказал Печенег и сник – Я на фотках всегда плохо получаюсь…
–Да ты и в жизни не очень как-то получился – тихо сказал Скорик.
Я рисовал Крузенштерн и опять погрузился в свои мрачные и какие-то тягуче-тоскливые мысли, которые сами собой как будто влетали в голову с холодный балтийским ветром.
–Вадим, ты с Бабочкой поругался что ли? – осторожно спросил Парамон.
–С чего ты взял?
–Ну она тебя даже провожать не пришла…
–А вы ждали что ли? – почему-то зло спросил я.
–Ну а чего… Красивая она у тебя, почему бы и не посмотреть лишний раз… Еще одевается так…