Крестовый поход - стр. 19
– Стой, гад, убью! – Угрюм перескочил через колею, взял меч двумя руками. И ведь не поскользнулся, пьянь!
Егор дождался, пока тот в очередной раз вскинет клинок, и поднырнул ему под руку. Пробежал до свежих, еще белых, тесовых ворот какого-то новосела, занес было кулак, но в последний миг стучать передумал. Князю несолидно смердов о помощи просить. Он сам защищать своих подданных обязан. Тем более что сверху по улице бежали с криками другие ватажники, выкрикивая его имя.
Увернувшись от очередного выпада, Егор метнулся к сложенной у забора поленнице, схватил первую попавшуюся палку, развернулся, вскинув над головой. Меч глубоко засел в древесине, и Вожников, отпустив полешко, смог наконец сделать шаг вперед и впечатать в подбородок верного товарища прямой нокаутирующий удар.
– Ты как, княже?! – на всем бегу врезался в поленницу запыхавшийся Никита Кривонос.
– Да чего со мной сделается? – повел плечами Вожников. – Ты мне лучше скажи, какие бесы в Угрюма вселились?
– Дык, княже, мы тут выпили малехо, – почесал в затылке Кривонос, судя по запаху, давно пропитавшийся вином насквозь. – И тут бахнуло что-то. Ну, это… Угрюму втемяшилось, что это сарацины на город напали. Дескать, на берег высаживаются. От он обороняться и кинулся. Это, дык… И не догнать…
К месту схватки подошли еще несколько ватажников. Двое – с кувшинами. Разумеется, не пустыми. Все, кроме Никиты Кривоноса, заметно покачивались, словно рябинки на ветру. Впрочем, сам Кривонос держался за поленницу.
– Ладно, Никита, забирайте его и в подклеть на княжий двор отнесите, пока он еще на кого-нибудь не кинулся. Завтра разберемся.
– А я ему сказывал: замерзло уже озеро! Откуда в нем сарацины? – вдумчиво сообщил Иван Карбасов. – А он – на князя с мечом! Эно как… Может, Угрюм сам в сарацины подался? Порты бы с него снять, проверить. Да заодно всыпать хорошенько. Чего он бунт-то со смертоубийством затеял?
– Бунт? На атамана покусился?! – заволновалась толпа хмельных ватажников. – На осину его!
– Никаких осин! – повысил голос Егор. – И никаких портов! Никита, велел же – в подпол его тащи. После разберемся.
Однако разобраться самому не получилось. К утру слух о том, что ватажник Угрюм ввечеру попытался убить атамана, успел разбежаться по всему городу, и еще до рассвета на княжий двор стали подтягиваться люди. Кто-то рвался выломать дверь в поруб и казнить предателя за измену, кто-то уверял товарищей в оговоре известного воина; кто желал узнать подробности, а кто пришел просто за компанию: бражки выпить, в толпе потолкаться, на суд и казнь посмотреть. Развлечений-то осенью немного, а тут хоть какое, а событие.
Пьяная вооруженная толпа перед крыльцом дворца могла напугать кого угодно, и поначалу Елена даже порывалась отправить ребенка из дома к каким-то «верным людям» – однако тут же выяснилось, что у князя Заозерского, победителя нескольких военных походов, одного из влиятельных правителей нынешней Руси, нет под рукой даже нескольких ратников, которым можно доверить охрану сына. Ушкуйники, его храбрая ватага – вот они, во дворе, вольные и свободные, каждый себе на уме, хмельные и шумные. Воинов же, что служат Егору, и только ему, трезвых, преданных, готовых в любой миг взять в руки сабли и беспрекословно выполнить отданный приказ, у него попросту нет.