Крестовые походы. Войны Средневековья за Святую землю - стр. 8

Самым влиятельным раннехристианским мыслителем, бившимся над этим вопросом, был североафриканский епископ святой Августин из Гиппона (354–430). Его труды стали фундаментом, на котором папство впоследствии выстроило идею Крестовых походов. Святой Августин доказывал, что война может быть и законной, и оправданной, если ведется при строгих условиях. Его сложные теории впоследствии подверглись значительному упрощению, и были сформулированы три предпосылки праведной войны: объявление ее «законной властью», такой как король или епископ; «благочестивая причина», такая как защита от вражеской атаки или возврат утраченной территории; и ведение войны с «правильными намерениями», то есть с минимально возможным насилием. Эти три принципа укрепили идеал крестоносного движения, но все же не благословляли войну.

В ходе раннего Средневековья труды Августина были использованы для демонстрации следующего тезиса: определенные неизбежные формы военного конфликта могут быть «оправданны» и, таким образом, приемлемы в глазах Бога. Но сражение при этих условиях все еще являлось грехом. По контрасту христианская священная война, такая как Крестовый поход, считалась активно поддерживаемой Богом и способной принести духовные преимущества своим участникам. Пропасть, разделяющая эти две формы насилия, была преодолена лишь спустя несколько веков спорадического и инкрементного теологического экспериментаторства. Процесс был ускорен военным энтузиазмом послеримских «варварских» правителей Европы. Их христианизация добавила новое «германское» признание войны и воинской жизни в латинскую веру. При Каролингах, к примеру, епископы начали спонсировать и даже направлять жестокие военные кампании по завоеванию и обращению в новую веру язычников Восточной Европы. К началу второго тысячелетия христианские священнослужители уже не колеблясь благословляли оружие и доспехи и прославляли подвиги «святых воителей».

Во второй половине XI века латинское христианство подошло еще ближе к одобрению священной войны. На ранних стадиях реформ папство начало осознавать необходимость военной «руки», которой можно было бы подкрепить свои планы и продемонстрировать волю. И папы начали экспериментировать со спонсированием военных действий, призывая христиан защищать церковь в обмен на смутно выраженные формы некоего духовного вознаграждения. Папа Григорий VII существенно продвинул доктрину применения священного насилия. Желая набрать папскую армию, верную Риму, он начал по-новому интерпретировать христианские традиции. Веками теологи характеризовали внутреннюю духовную борьбу, которую преданные христиане вели против греха, как «войну Христа», и монахов иногда называли «воинами Христа». Григорий переиначил эту идею, так чтобы она лучше отвечала его целям, заявив, что все мирское сообщество имеет одну главную обязанность – защищать латинскую церковь, став «воинами Христа» в настоящей войне.

В начале своего срока пребывания у власти Григорий запланировал грандиозную военную кампанию, которая может считаться первым прототипом Крестового похода. В 1074 году он попытался начать священную войну в Восточном Средиземноморье, чтобы помочь греческим православным христианам Византии, которых, по его утверждению, «ежедневно резали как скот» мусульмане Малой Азии. Латинянам, сражавшимся в этой кампании, была обещана «небесная награда». Его грандиозный проект потерпел неудачу. На призыв откликнулись немногие, возможно, потому, что Григорий объявил о своем намерении лично возглавить кампанию. Сформулированному папой в 1074 году тезису о связи между военной службой Господу и последующей духовной компенсацией все еще не хватало определенности. Но в начале 1080-х годов, в разгар конфликта с германским императором, Григорий сделал решающий шаг к достижению полной ясности. Он написал, что его сторонники должны выступить против императора и достойно встретить «опасность предстоящего сражения в обмен на отпущение всех грехов». Это означало, что участие в священной войне имело такую же силу в деле очищения души, как другие формы искупления, тем более что война, как и паломничество, обещала быть трудной и опасной. И хотя это более логичное объяснение искупительного свойства освященного насилия не получило распространения, но стало прецедентом для следующих пап. На самом деле сама новизна радикального подхода Григория к милитаризации латинского христианства вызвала осуждение многих современников. В церковных кругах его обвинили в том, что он внедряет в практику «новые идеи, неслыханные на протяжении веков». Его взгляды отличались такой крайностью, что, когда преемник Григория папа Урбан II предложил более умеренный и тщательно созданный идеал, он показался окружающим консерватором