Крестоносцы - стр. 90
– Жить не нажиться в ваших Згожелицах, – сказал он хозяину.
– И в Мочидолах у нас почти что такие порядки, – заметил Зых. – Ты помнишь Мочидолы? Это по дороге на Богданец. В старину наши отцы о меже спорили и вызовы посылали друг дружке на поединок, ну а я уж ссориться не стану.
Он поднял кубок меду и, чокнувшись со Збышком, спросил:
– А попеть тебе неохота?
– Нет, – ответил Збышко, – мне вас любопытно послушать.
– Згожелицы, слышь ты, медвежатам достанутся. Только бы они потом не передрались из-за них…
– Каким медвежатам?
– Да сынишкам моим, братишкам Ягенки.
– Да, им зимой лапу сосать не понадобится.
– Что правда, то правда. Ну и Ягенке в Мочидолах найдется кусочек сальца.
– Да уж наверно!
– Что это ты не ешь, не пьешь? Налей-ка нам, Ягенка!
– Да нет, я и ем, и пью вволю.
– Тяжело станет, так ты распусти пояс. Хорош у тебя пояс! Вы на Литве, верно, тоже взяли богатую добычу?
– Грех жаловаться, – ответил Збышко, пользуясь случаем, чтобы показать, что шляхтичи из Богданца тоже не какая-нибудь мелкая сошка. – Часть добычи мы продали в Кракове и выручили сорок гривен серебром…
– Что ты говоришь! Да за такие деньги можно целую деревню купить!
– У нас была миланская броня, так дядя ее продал, думал, смерть уж у него за плечами, а вы знаете, миланской броне…
– Знаю. Цены нет. Выходит, на Литву стоит идти. А я хотел когда-то, да побоялся.
– Кого? Крестоносцев?
– Э, чего бы я стал их бояться? Покуда тебя не убили, страшиться нечего, ну а убили, так какие уж тут страхи. Я ихних божков боялся, нечисти всякой. Там в лесах они так и кишат.
– Куда же им деваться, коли капища их пожгли?.. Когда-то они жили богато, а теперь одними грибами да муравьями кормятся.
– А ты видал их?
– Я не видал, да слыхал, что другие видели… Высунет такой божок из-за дерева косматую лапищу и показывает тебе: дескать, подай…
– И Мацько про это рассказывал, – вмешалась Ягенка.
– Да! Он по дороге и мне про это говорил, – прибавил Зых. – Да и не диво! Взять хотя бы и нас, живем мы как будто в христианской вере, а порой и у нас на болоте кто-то смеется, да и дома, хоть и бранятся ксендзы, а все лучше оставлять этой нечисти на ночь миску с едой, иначе так станет в стену скрестись, что глаз не сомкнешь… Ягенка, доченька… поставь-ка миску у порога!
Ягенка взяла глиняную миску, в которой было полно клецок с сыром, и поставила ее у порога.
– Ксендзы бранятся, – заметил Зых, – поносят нас. Да ведь Христа от клецок не убудет, а нечисть, коли она сыта и довольна, убережет дом и от огня и от вора.
Тут он снова повторил Збышку:
– Ты бы распустил пояс да песенку спел.
– Уж лучше вы спойте, я вижу, вам давно хочется, а то, может, панна Ягенка что-нибудь споет?
– Давайте петь по очереди, – воскликнул обрадованный Зых. – Есть у меня тут слуга, он на дудке будет нам вторить. Позвать слугу!
Позвали слугу, тот уселся на скамеечке, сунул в рот свою «пищалку» и, расположив на ней пальцы, уставился на присутствующих в ожидании, кому же ему придется вторить.
Все стали спорить, никто не хотел быть первым. Наконец Зых велел начать Ягенке, и хотя девушка очень стеснялась Збышка, однако поднялась со скамьи, спрятала руки под фартук и затянула песню:
Широко раскрыв глаза, Збышко вскочил с места и крикнул громовым голосом: