Крест в круге - стр. 21
– Пред-д-д-атель!
Вслед за Смирновым появлялся Толя Белый. Он, не останавливаясь, быстро проходил мимо Бориса, стараясь задеть его локтем или плечом, и бросал сквозь зубы раскатистое:
– Тр-р-р-ус!
Наконец дверь распахнулась, и Валентина Марковна строго кивнула:
– Григорьев, зайди.
Все убранство воспитательской состояло из старого потрескавшегося стола с причудливой, совершенно круглой настольной лампой, потертого, пропахшего кошками дивана и двух стульев, заваленных папками и бумагами. Одну из таких папок сейчас держала в руках Валентина Марковна.
На диване сидела Галинка с отцом, а у противоположной стены, присев на подоконник и обмахиваясь фуражкой, стоял черноволосый милиционер.
Воспитатель подтолкнула Бориса к дивану:
– Подойди, Боря. Познакомься: этого дядю зовут Максуд.
Галинкин отец привстал, волнуясь, вытер ладони о штаны и протянул ему свою большую смуглую ручищу:
– Здравствуй опять, йигит.
Боря не шелохнулся. Он с прежним испугом разглядывал бурые пятна на белой рубахе дяди Максуда, а перед глазами одна за другой вставали картины этой ужасной ночи. Ему показалось, что он даже опять услышал жуткий, душераздирающий крик умирающего животного.
– Дядя Максуд теперь… твой папа, – торжественно закончила Валентина Марковна и на всякий случай присела на корточки перед Борей. Тот недоуменно перевел на нее взгляд, словно постигая заново смысл этого короткого, но огромного и в обычное время такого желанного слова.
«У тебя теперь есть отец. У тебя есть семья!»
На секунду он замер и вдруг отпрянул назад:
– Он… делает пирожки из мертвых людей!..
В комнате воцарилась тишина. Присутствующие переглянулись. Милиционер у окна, усмехнувшись, провел рукой по мокрому лбу:
– Обычные городские бредни.
Галинка решительно встала с дивана и присела на корточки рядом с воспитателем.
– Как тебе не стыдно! – отчеканила она, взяв Бориса за плечи и сверкая ему в глаза своими солнцами. – Тебе, такому большому мальчику, – верить в подобную чушь! Мой папа… – она на мгновение запнулась и с гордостью поправилась, делая ударение на первом слове: – Наш папа – самый лучший, самый добрый, самый честный человек на всем белом свете!
Боря стоял в нерешительности, и в его глазах все еще дрожал испуг.
Милиционер отошел от окна и торжественно надел фуражку:
– Послушай меня, малец. Ты мне веришь? Представителю советской милиции?
Мальчик кивнул.
– Так вот, – продолжал милиционер. – Я тебе заявляю, что товарищ Хаитов… Максуд… твой теперешний отец… никогда не делал пирожков ни из каких мертвых людей. Он – честный труженик и достойный гражданин нашей Советской Родины.
Боря перевел взгляд на Галинку и… улыбнулся. Впервые в жизни.
Глава 3
Семья Максуда Хаитова – как и десятки других узбекских семей в годы войны – называлась новым и непонятным словом «патронатная». Боре Григорьеву очень нравилось это звучное слово. Оно наверняка обозначало столь нужные фронту боеприпасы – патроны. Глядя на своих новых братьев и сестер, он с гордостью думал:
«Мы все – патроны! Мы все вместе сможем дать отпор любому врагу. Потому что мы – семья!»
Однако у этого слова был еще и особый, взрослый смысл. Не менее героический, и столь же трагичный, сколь и счастливый. Оно означало, что из девяти братьев и сестер, появившихся у Бориса, лишь четверо были