Крещение пулей - стр. 10
– Что?.. – невольно сглотнул в трубке апокризиарий.
– То, что слышал! – отрезал отец Роман. – И больше не отрывай меня. Я делаю все, что могу. Как только появятся деньги, их сразу перечислят. Все!
Швырнув трубку на аппарат, протосинкел облокотился правой рукой на стол, прикрыв рукой лицо. Пару секунд спустя дверь тихонько открылась. Кубийович, не отнимая руки от лица, слегка раздвинул пальцы. В кабинет, держа в руках старинный поднос, нырнула Ганна. Это была молодая дивчина с формами, которым могла бы позавидовать не одна фотомодель. Правда, эти формы были скрыты платьем самого консервативного покроя, но от этого казались только еще более манящими.
– Я принесла панотцу кофе! – улыбнулась уголками рта секретарша и направилась к столу, грациозно покачивая бедрами.
Отец Роман продолжил сидеть в прежней позе. Ганна обошла стол и, остановившись сбоку, поставила на стол протосинкела чашку на блюдце. Запах кофе приятно защекотал ноздри отца Романа, и тот, невольно втянув носом, вздохнул. Ганна отступила и беззвучно поставила поднос на деревянное бюро, после чего легонько коснулась пальцами шеи протосинкела.
– Сделать панотцу массаж? – проговорила она своим низким голосом.
– Не сейчас, Ганна, – не оглядываясь, покачал головой Кубийович. – Мне нужно подумать.
– Как скажет панотец, – секретарша тут же сняла руки с шеи отца Романа.
Взяв с бюро поднос, она направилась на выход. И протосинкел впервые подумал, что от Ганны нужно как-то избавляться. А это означало еще одну проблему…
– Меня нет! – сказал вслед секретарше отец Роман.
– Я поняла, панотче, – кивнула Ганна, на миг остановившись в двери.
Сказано это было со скрытым сарказмом. И отец Роман осознал, что Ганна все прекрасно понимает, так что теперь в приемной будет сидеть не прежняя ласковая кошечка, а разъяренная пума…
– О господи! – невольно вздохнул протосинкел, сжав рукой переносицу.
Единственным светлым пятном в сегодняшнем дне была ароматно пахнущая чашка кофе. При условии, конечно, что Ганна не подсыпала в нее цианистого калия или крысиного яда. Впрочем, насчет этой чашки отец Роман мог быть еще спокоен. Поэтому он тут же потянулся к ней и поднес к носу, прикрыв глаза и блаженно втянув ни с чем не сравнимый запах. В тот самый момент, когда он собрался уже отхлебнуть, селектор снова зажужжал. От мгновенно охватившего его раздражения отец Роман невольно дернулся и пролил кофе.
– Дьявол! – вздохнул он, поспешно ставя чашку на блюдце.
Чертова Ганна унесла поднос вместе с салфеткой, так что протосинкелу пришлось сперва провести по подбородку рукой, а потом уже достать носовой платок. Утершись, он наклонился к селектору и ткнул пальцем в кнопку:
– Я же сказал, что меня нет!
– Я, панотче, сказала об этом судебному викарию трижды. Но он не стал меня слушать и уже входит! – с явным злорадством проговорила Ганна, тут же отключившись.
Одновременно на пороге кабинета протосинкела возник судебный викарий отец Иван Дутчак.
– Отец Иван! – рявкнул было протосинкел, однако тут же осекся.
Викарий дышал так, как будто за ним гналась стая энкавэдистов с собаками. Прикрыв дверь, он оглянулся через плечо и сказал хриплым шепотом:
– Панотче, у меня очень кепская новость. Мушу вам доложить ее незамедлительно!
– Что еще случилось? – напрягся протосинкел, поскольку вид отца Ивана говорил сам за себя.