Кремль 2222. Киев - стр. 25
– В способности принять то, что тебе суждено Роком.
Книжник нахмурился, сжал зубы. Он не знал, что возразить этому мрачному человеку. Не хотелось признавать, но это внутренне возмущение говорило о правоте собеседника.
– Погляди на своего друга, – сказал Ведун, кивнул в дальний угол каземата.
Книжник посмотрел туда и только сейчас заметил спокойно дремлющего Зигфрида. Тот расслабленно полулежал на мешках с припасами и, словно иллюстрируя слова Ведуна, наслаждался покоем. Мощная грудь под защитными металлическими пластинами мерно вздымалась в такт дыханию, ладонь небрежно лежала на ножнах лежащего рядом меча.
Лицо Книжника залило краской. Он понял, о чем говорил Ведун.
Воин не боится будущего. Он беззаботно идет навстречу неизвестности, и только битва способна вывести его из состояния внутреннего покоя. А он, Книжник, не воин. Он ученый, да и не ученый даже – желторотый птенец, лишь недавно выползший из тихого гнезда кремлевской Семинарии. Оттого и его суета, вечное беспокойство, постоянная неудовлетворенность, раздражающее стремление сунуть нос во все, что кажется интересным.
Он просто мальчишка, пусть и набравшийся сверх меры всевозможных знаний. Хотя, если вдуматься, все эти знания не стоят и малой части обыкновенного жизненного опыта Зигфрида.
Но вместе с тем его природная пытливость – вовсе не порок. нет. Это то, что отличает его от воина и вместе с тем дает ему ту особую силу, которой нет ни у Зигфрида, ни у этого мрачного колдуна – или кто он там на самом деле.
Подумав об этом, Книжник вдруг успокоился и даже улыбнулся.
– Ладно, – сказал он. – Не хочешь говорить – не надо. Поживем – увидим.
Возможно, это ему лишь показалось, но в глазах своего сумрачного собеседника семинарист увидел молчаливое одобрение. Что ж, пусть судьба сама ведет его вперед – под глухой перестук колес, силой могучего ядерного сердца железного «Дракона».
Ведун не соврал: им ни разу не пришлось ни тормозить, ни переводить стрелок. Уже сутки поезд полз по мертвой равнине на северо-запад. Время от времени посреди бескрайней голой степи встречались города.
Мертвые города.
Когда-то и московские развалины казались Книжнику мертвыми, но теперь он понимал, что это не так. Московские руины кишели жизнью – странной, больной, агрессивной, по большей части враждебной человеку, но это была жизнь.
Здешние города напоминали призраки. Они не были разрушены войной, по ним явно не прошли катком стальные армады НАТОвской техники, на них не проливались ливни из бомб и снарядов, во многих домах даже сохранились стекла – только жизни здесь не было. Взгляд не замечал даже вездесущего ядовитого плюща или хищных лиан. Никто здесь не дрался за место под солнцем, как в клокочущей «мясорубке» в пределах Садового Кольца.
Поначалу у путешественников еще возникала мысль остановиться, выйти на полустанке, чтобы размять ноги на твердой земле, но при виде этих городов-трупов желание быстро пропадало. Напротив – невольно хотелось прибавить скорости, чтобы поскорее убраться из таких мест.
Привалившись спиной к орудийной башне головного вагона, Книжник водил пальцем по страницам атласа. Поле Смерти, преградившее первоначальный путь, осталось далеко позади, и неплохо было бы свернуть в прежнем направлении – на северо-восток, в сторону Москвы. Все, что требовалось, – отыскать ближайшую развилку. Однако Книжник успел запутаться в мешанине древних железнодорожных путей и с трудом себе представлял, где именно они сейчас находятся. Даже атлас не помогал – непривычно огромные расстояния сбивали с толку.