Размер шрифта
-
+

Кража на Весенней улице - стр. 2

– Ну, там идёт как плохой пример.

– Что ж, вероятно, что твоё произведение не сожгут.

– А можно ли поднимать провокационные темы?

– Это, смотря, какие.

– Например… ну, тяжёлые рабочие условия, которые происходят в нашей стране; приведение ситуации с Рейхом…

– Ну нет! Нельзя; тем более, это уже сравнение. Напиши про что-нибудь другое, зачем писать провокации? Ещё потом оштрафуют, а будешь выпендриваться – посадят на годик-второй. Зачем оно тебе?

Она поникла, но ничего не сказал.

Когда она ушла, мы с Хедвиг отправились в спальню, и я ей рассказал об этом. Она покачала головой:

– Наша Лисл в последнее время не может молчать об этом. Она изменилась, Гоц, и во всём виноват этот её Йенс.

– Думаешь…

– А как же? Скромная молчаливая девчушка встречается с бунтарём из детского дома, у которого была уже условная за кражу, а потом попадает под его влияние. Помнишь, что он твердил о переустройстве?

– Помню, милая, помню. Он ещё тогда сказал, что хочет стать политиком.

– Ну вот. – Она легла в постель. – А повлиять мы на неё уже не можем, к сожалению. Ничего, с возрастом эта дурь выветрится из её головы.

Я прилёг рядом.

– Ты думаешь?

– Не сомневаюсь, потому что в её возрасте я была такой же бунтаркой, как и она. Все подростки такие бунтари, которые вечно ворчат, хотят что-то изменить, а потом замолкают, понимая, что это бесполезно и очень опасно. Ладно, давай поспим.

Я прикрыл глаза, при этом подумав:

«Как бы это бунтарство не зашло далеко…»

Глава 3

Прошла неделя, и наступил День Отечества. Три дня выходных! Меня пригласил к себе Орэль; мы созвонились с ним по телефону:

– Приходи ко мне, Гоц, сегодня вечером; с нами будет ещё и Анселл, и Вольф…

– А Фредж?

– Ай, да ты же знаешь этого зануду! Себе дороже. А у меня патефон, несколько бутылочек коньяка, винишко… Ну?

– Хе, звучит заманчиво. Ладно, приду.

С женой я переговорил, она особо не протестовала – всё-таки, я напивался с коллегами не в первый раз.

Я вышел из дома, доехал до Зелёной аллеи – так её называли из-за большого количества парков и садиков. Дом Орэля был очень большим, белокаменным и имел три этажа, хотя Орэль жил один. Проезжаешь через главные ворота мимо охранников по дорожке, ведущей к дому; мимо большого сада с розами, фиалками и орхидеями. Подъезжаешь к крыльцу, паркуешь в сторонке машинку – и готово.

Так я и сделал. Возле крыльца уже стояли машины Вольфа и Анселла, а на самом крыльце меня встретил сам Орэль. Мы пожали руки.

– Ну наконец-то все в сборе! Пошли, они уже ждут нас.

Мы вошли в фойе с очень высоким потолком, лестницей, ведущей наверх, и расставленными бархатными диванами, на которых сидели Анселл и Вольф.

Мы начали пить. Много пить. Коньяк и вино, вино и коньяк… Вольф после второй бутылки коньяка сразу отключился и повалился на диван. Его громкий храп помешал нам, и мы поднялись на второй этаж, где располагалась маленькая гостиная с меньшим количеством мебели.

Я прекрасно запомнил этот вечер.

Орэль угостил нас конфетами, и мы быстро съели их.

– Кто тебе их привозит? – сказал Анселл. – Они, кажется, заграничные. Из Швейцарии, полагаю.

– Таких конфет точно в магазинах не встретишь, – сказал я. – Где ты их берёшь?

Он ответил не сразу:

– Это подарки.

Глаза у Анселла расширились.

– От кого, чёрт возьми? Я тоже такие хочу!

Он рассмеялся.

Страница 2