Край непуганых - стр. 4
В общем, отправился я в свое купе читать сценарий, благо соседями меня не обременили. Заботливая Аллочка выкупила все четыре места. Не исключено, что она рассчитывала занять одно из оставшихся трех, но я сделал вид, что намека не понял. Она девушка хорошая, веселая и аппетитная, но слишком дружеские отношения мешали мне придумать какое-то развитие.
Я завалился на нижнюю полку, вставил наушники, включил на плейере последний альбом «U2» и принялся читать сценарий…
…Через пятнадцать минут я отложил бумаги в сторону. Покачивание вагона и плач Боно меня усыпляли. Ничего удивительного, я вымотался как собака. Постреляйте с мое – не так ухайдакаетесь.
Лежал я, подложив под голову руку, и смотрел в окно, видя со своего места только тяжелое серое небо и пробегающие столбы с проводами. Вспомнилось почему-то, как я, пятнадцатилетний мальчишка в застиранных джинсах производства обычной советской швейной фабрики и дешевых тесных кроссовках, несусь по поросшему высокой травой пологому склону, раскинув руки. Это даже не бег, это взлет истребителя: кажется, вот сейчас чуть-чуть добавлю скорости, и меня поднимет восходящий поток воздуха… либо я споткнусь о какую-нибудь кочку и сделаю сальто, разбив голову. Куда же я тогда бежал? Точно не помню, но, кажется, мы с двоюродным братом приехали к его бабушке в деревню, чтобы походить по грибы. Аромат луговых цветов, стрекот кузнечиков, палящее солнце. Помню, что мы даже заблудились в лесу, брели не зная куда, вышли к железной дороге в нескольких километрах от деревни, уставшие, исцарапанные, в репейниках. От авантюрного предложения брата запрыгнуть на платформу проезжавшего с черепашьей скоростью товарного состава я отказался.
Благословенная вторая половина восьмидесятых…
Впрочем, какая разница, где это было? Я юн и свободен, полон надежд на перемены. Раскрыв рот, словно ребенок на передвижной ярмарке, взираю на стремительно меняющийся мир и думаю, что застал самое счастливое время. Чего только вокруг не творилось: и обалдевшая от собственной дерзости пресса, и неожиданные разговоры об истории и политике, и – главное! – выбравшийся из подвалов и тесных квартир советский рок-н-ролл! Борис Гребенщиков еще не был похож на Далай-ламу, свысока наблюдающего за миграцией муравьев, записывал первые пластинки на «Мелодии», играл в студенческих общежитиях, писал музыку для фильмов Соловьева. И еще его привечал на собственной даче в Переделкино Андрей Вознесенский, назвавший своего гостя впоследствии «вольным стрелком русского рока», эдаким Робином Гудом магнитофонного пространства. Маститый дедушка-поэт считал своим долгом успокоить диковатую советскую общественность: не стоит бояться человека с гитарой – эти люди большие умницы и «идут от классики». Ну, согласитесь, разве ж это не прелесть:
Ай да сукин сын!
Юрий Шевчук тоже шел от классики, но существующий строй низвергал так, словно хвосты собакам отрубал. Считал, что «Родину любить – не березку целовать». В те годы адепты русского рока еще свято верили, что оперативное вмешательство, полное очищение желудка и физические упражнения принесут Родине гораздо большую пользу, нежели слюнявые патриотические засосы. Увы, одержимость свободой продержалась недолго: сорвавшийся с цепи пес при первых же трудностях на улице бросился обратно в будку, где его ожидала хозяйская похлебка, и русские березы задохнулись в объятиях. К чести Юрия Юлианыча,