Краткий философский словарь - стр. 54

Не убедительны для Г. и доказательства теологов, которые в своих спекулятивных построениях опираются только на логические конструкции: «кто знает только логику – впадает в ересь». Менее критичен мыслитель к суфиям. Отвергая их притязания на реальное соединение с Богом («знать Бога может только Бог»), он всё же признает возможность «символического единения с Ним» через интеллектуальную интуицию.

Размышляя над проблемой непознаваемого, но существующего в сознании, в человеческих высказываниях, «божественных письменах» Корана («Ничто не подобно Ему… Он жив, но не так, как живые существа… Он могущ, но не так, как могущественные»), Г. закладывает основы философии языка, диалектики бытия и небытия в отрицающем самое себя уподоблении ада и рая. Впервые в исламском мире он формулирует философские категории, содержащие в себе полноту человеческой жизни, обоснование повседневных жизненных ориентиров. Интеллектуальная интуиция является инструментом «внутреннего видения», появления «сокрытого в несокрытом». Г., помогая человеку соизмерять себя с «сокрытым миром», позволяет ему избежать ощущения собственного одиночества, покинутости и почувствовать «некоторое подобие» и свою сопричастность миру совершенства, раскрывающегося в хадисах Пророка, притчах, максимах, нравственных историях: «Бог вразумляет людей сравнениями».

По мысли Г., в индивидуально-психологическом плане всё сказанное должно способствовать тому, чтобы задача собственного совершенствования должна стать мотивом жизнедеятельности каждого правоверного. Но мир запредельного, трансцендентного всё равно недостижим. Как отраженный в зеркале предмет не есть сам предмет, но лишь его образ, так умозрения относительно запредельных сущностей дают «лишь намеки на свет светов», на совершенство, Истину, Бога. В гносеологическом плане речь идет об определенной координации Сокрытого мира, постигаемого с помощью экстатического переживания, и природно-материального мира. Лишь благодаря человеку, познающему субъекту эти миры становятся целостной связностью человеческого бытия.

Философская драма Г. заключалась в том, что он осознал принципиальную ограниченность философии. Он отказался от преподавания, долгие годы был странствующим дервишем. Г. понял, что сконструированные его современниками гносеологические технологии получения внутренне непротиворечивого знания, опирающиеся на положения аристотелизма, не имеют никакого другого источника и критерия истинности, кроме Корана. «Правильность мерил Корана известна из самого Корана», развивающемуся знанию заведомо положен предел.

Неудовлетворенность таким исходом была одной из причин того, что к концу жизни Г. обращается к суфизму. В поздних работах он всё чаще подчеркивает, что наблюдаемый мир называется так, поскольку «его все наблюдают». Но Сокрытый мир потому таков, что «сокрыт от большинства» или, говоря иначе, наблюдаем для меньшинства, которому открываются духовно-мистические горизонты суфизма с его «потаенным знанием». Философская концепция Г., которая порой выступает в суфийском одеянии, дала неожиданные результаты. Для самого Г. земной мир человеческого бытия есть «намек» на Сокрытый мир Божьего царства, до которого надо «дорабатываться» каждому. У его последователей-суфиев появляется идея «третьего мира», помещенного между миром земного царства и миром царства Божьего. Образ этого воображаемого, призрачного мира, соответствующего способностям человеческой души, явился творческим импульсом для создания множества социально-политических и художественных утопий в исламском мире. Сам Г., оставаясь в жизни реалистом, внес значительный вклад в разработку концепции «исламского государства» как воплощения упорядоченной системы политических, религиозных, правовых и нравственных идей.