Красный ошейник - стр. 6
– А этот пес у вас давно появился?
– Мне его приятели отдали.
Следователь все скрупулезно записывал. Было слегка забавно смотреть, как он с серьезным видом заносит в протокол показания про собаку. Но животное действительно сыграло важную роль в деле, которое ему предстояло расследовать.
– Какой он породы?
– Мать – французская овчарка, насколько мне известно, чистокровная. А папаша бог весть кто. Похоже, все кобели нашего околотка тут отметились.
Прозвучало это вовсе не скабрезно, скорее с отвращением. Странно, но война начисто отбила вкус к историям про плотские похождения. Как будто магма сотворения жизни, тайны размножения трагически перекликались с оргией крови и смерти, с омерзительным месивом, вскипавшим в траншеях после попадания снаряда.
– Итак, – подытожил офицер, – этот пес сопровождал вас и впоследствии?
– Впоследствии да, тоже. Похоже, эта псина оказалась похитрее, чем другие. Нас собрали в Невере, а оттуда отправили на поезде на восток. Все собаки остались на платформе, но этот, едва состав тронулся, рванул с места и запрыгнул на платформу.
– И младшие офицеры не прогнали его?
– Их это забавляло. Если бы собак было штук тридцать, их бы точно повыкидывали, но один пес никого не раздражал. Он сделался любимцем полка. Во всяком случае, его называли талисманом.
Теперь они сидели друг против друга, их разделяло лишь тесное пространство между койками. Как в каземате во время войны. Спешить было некуда. Жизнь текла медленно, но в любой момент разорвавшийся снаряд мог всему положить конец.
– А вам-то это, конечно, нравилось? Вы ведь привязаны к своей собаке?
Морлак задумчиво пошарил в пачке, вытащил одну надломленную сигарету, разделил ее пополам и прикурил половинку.
– Может, вам это покажется странным, учитывая то, что я недавно учинил, но я никогда не питал особой привязанности к собакам. Не люблю причинять боль животным; выхаживаю их, когда надо. Но, коли надо, могу и убить – кроликов, к примеру, или овец. Пса я брал с собой на охоту или в поле, сторожить коров. Но гладить его и все такое – это не по мне.
– И вам не понравилось, что он увязался за вами?
– Сказать по правде, мне было как-то неловко. Я вовсе не хотел высовываться в военной заварухе. Особенно поначалу. Я не знал, как обернется дело, но думал, что, может, в какой-то момент придется по-тихому смыться, а с собакой…
– То есть вы собирались дезертировать?
Свой вопрос Лантье задал не как следователь, а как офицер, который считал, что знает своих людей, и вдруг в одном из них открыл нечто для себя неожиданное.
– Вы-то, конечно, сразу поняли, что такое эта война. А я нет. Когда объявили мобилизацию, я сначала подумал про землю, что поля теперь остались на матери и сестре, а ведь им не под силу их возделывать, да и сено еще не убрано. И я прикинул так: ежели окажется, что в армии во мне не сильно нуждаются, то я попытаюсь вернуться туда, где от меня будет польза. Понимаете?
Офицер был из городских. Родился и всегда жил в Париже. Наблюдая за подчиненными, он нередко замечал, насколько крестьяне и горожане по-разному смотрят на то, что оставили в тылу. Для городских тыл означал удовольствие, комфорт – словом, беспечную жизнь. Для деревенских это была земля, работа, другая битва.
– А там были еще собаки, кроме вашей?