Красный Нарцисс - стр. 2

Наконец вдали показался силуэт. Сначала едва различимый, словно мираж, но постепенно он становился чётче и реальнее – нечто, возвышающееся над горизонтом, выросшее из самой пустыни. Сердце мужчины забилось чаще.

По мере приближения силуэт обретал форму. Это был Каср аль-Фарид, высеченный прямо в исполинской скале. Монументальное строение – застывшая мечта древних мастеров – возвышалось над окружающим ландшафтом, поражая своей красотой и величием.

Пикап остановился. Мужчина вылез из кузова, чувствуя, как ноют все мышцы. Он стоял, заворожённо глядя на древнее сооружение. Усталость на мгновение отступила, давая место благоговению и предвкушению.

Он добрался. Нашёл!

Теперь оставалось только понять, что его ждёт внутри.

Конец ноября обрушился на дачный посёлок первыми заморозками.

Тонкий слой инея, словно сахарная пудра, присыпал пожухлую траву и крыши соседних построек. Деревья, ещё недавно пылавшие багрянцем и золотом, теперь стояли голые, смиренно ожидая первого снега. В осеннем воздухе, насыщенном ароматом сырой увядшей листвы и дымом из печной трубы, ощущалась лёгкая морозная свежесть. Солнце, уже не такое щедрое на тепло, пробивалось сквозь ветви яблонь, отбрасывая на холодную землю чёрные тени.

Филипп Смирнов, накинув на плечи старый шерстяной плед, сидел на крыльце, рассматривая посеребрённые дорожки перед домом. Он любил это время года. Время тишины и покоя, когда природа замирает в ожидании зимы. Время, когда можно остаться наедине со своими мыслями и чувствами, не отвлекаясь на шум и городскую суету.

Заморозки, будто хрустальные нити, оплетали завядшие цветы в небольшом палисаднике. Филипп взглянул на них, думая о том, как быстро увядает красота. Но в этом было и что-то особенное, грустное, завораживающее, говорящее о неизбежности прихода нового на смену ушедшего.

Мужчина встал и зашёл в дом. Внутри было тепло, и Филипп скинул плед. В камине тихо потрескивали дрова. На столе, заваленном рукописями и книгами, стоял включённый ноутбук, рядом дымилась чашка горячего чая с лимоном. Писатель сделал глоток, ощущая, как напиток приятно согревает. Сев на деревянный стул, он уставился в монитор компьютера, пытаясь сосредоточиться. Заморозки, тишина, уединение – всё это, казалось, должно способствовать работе, но мысли, как последние осенние листья, кружились в голове, не желая складываться в текст. Вдохновение, словно перелётная птица, улетело в тёплые края, оставив Смирнова наедине с мучительным чувством творческой беспомощности. Перед ним на экране были обрывки фраз, незаконченные предложения, наброски абзацев. Уже несколько дней он сидел на даче, тщетно пытаясь писать. Новая книга не хотела складываться в стройные ряды слов, а диссертация, заброшенная на полпути, казалось, мстила за то, что Филипп переключился на художественную литературу. На улицу он выходил отвлечься, ощутить очищающую свежесть надвигающейся зимы и, возможно, поймать творческий подъём, но вернулся с той же гнетущей пустотой в мыслях.

Филипп устремил взгляд в окно. Бело-серые зарисовки невидимого художника просматривались сквозь запотевшее стекло. Писатель вдруг почувствовал себя частью уличного пейзажа – таким же замёрзшим, опустошённым, ожидающим чего-то, что должно было произойти, но никак не происходило. Он полагал, ему нужно сменить обстановку, найти новый источник вдохновения, за этим и приехал на дачу. Но царившая вокруг тишина, покой и парализующая красота уходящей осени погружали мужчину лишь в глубокое умиротворение и сонную расслабленность.