Красный Марс - стр. 29
Это был последний раз.
Δv – скорость, дельта – изменение. В космосе это мера изменения скорости, необходимой, чтобы переместиться из одного места в другое, – то есть мера энергии, необходимой, чтобы это сделать.
Все уже движется. Но чтобы перенести что-то с (движущейся) поверхности Земли на ее орбиту, Δv должно составлять не менее десяти километров в секунду; чтобы покинуть земную орбиту и устремиться к Марсу – требуется Δv в 3,6 километра в секунду, а чтобы зайти на орбиту Марса и сесть на его поверхность – Δv должно равняться примерно одному километру в секунду. Сложнее всего – оставить Землю позади, и виной тому – глубочайший гравитационный колодец. Взбирание по кривой пространства-времени требует невероятных усилий, поскольку направление огромной инерции то и дело меняется.
У истории тоже есть инерция. Частицы (или события) имеют направленность в четырех измерениях пространства-времени. Математики, пытаясь выразить ее, рисуют на графиках так называемые мировые линии. В истории человечества мировые линии образовывают густой клубок, вьющийся из тьмы доистории и уходящий сквозь время, – кабель диаметром с саму Землю, двигающуюся по спирали вокруг Солнца по длинной кривой. Кабель из спутанных мировых линий – это и есть история. Если увидеть, где он был, станет ясно, куда он тянется, – это простая экстраполяция. Какое Δv потребуется, чтобы сбежать из истории, сбежать от той мощной инерции и прочертить новую траекторию?
Сложнее всего – оставить Землю позади.
Форма «Ареса» отображала собой структуру реальности: вакуум между Землей и Марсом начал казаться Майе длинным рядом цилиндров, расходящихся от стыков под углом в сорок пять градусов. У них был беговой маршрут – что-то вроде бега с препятствиями – вокруг торуса C, где она замедлялась возле каждого стыка и напрягала мышцы ног при повышенном давлении из-за двух 22,5–градусных изгибов – оттуда ей внезапно открывалась вся длина следующего цилиндра. И мир начинал казаться совсем узким.
По-видимому, чтобы возместить это, люди, находившиеся внутри, становились более открытыми. Они продолжали сбрасывать свои антарктические маски, и каждый раз проявлялась новая, прежде неизвестная черта, которая позволяла всем, кто замечал ее, чувствовать себя гораздо свободнее, и это чувство открывало еще больше скрытых особенностей.
Однажды воскресным утром группа христиан, человек десять, отмечала Пасху в куполе-пузыре. На Земле был апрель, на «Аресе» – середина лета. После службы они отправились в столовую, в торус D, на второй завтрак. Среди них были Юрий, Риа, Эдвард и Мэри. За столом уже сидели, попивая кофе и чай, Майя, Фрэнк, Джон, Аркадий и Сакс. Их разговоры тесно переплетались с разговорами, доносящимися от других столов, и то, что рассказывала Филлис Бойл, геолог, проводившая пасхальную службу, поначалу слышали только Майя и Фрэнк.
– Я могу понять предположение, что вселенная – это сверхсущество, а вся ее энергия – мысли этого существа. Это красивая идея. Но история Христа… – Джон затряс головой.
– Ты в самом деле знаешь эту историю? – спросила Филлис.
– Я вырос в лютеранской семье в Миннесоте, – ответил Джон. – Ходил в школу конфирмантов, все это мне вдолбили в голову.
«Потому-то он и решил вступить в дискуссию», – подумала Майя.