Красный гаолян - стр. 8
Дядя Лохань твердил:
– Братцы, давайте все обсудим, давайте все обсудим.
Высокий солдат отвечал:
– Катись отсюда, скотина старая!
– Это хозяйская животина, нельзя уводить!
– Будешь тут пререкаться – расстреляем, ублюдок!
Японцы с винтовкой стояли, словно каменные изваяния.
Бабушка с отцом появились во дворе, и дядя Лохань сообщил:
– Они наших мулов забирают!
Бабушка сказала:
– Господа, мы мирные жители.
Японцы, прищурившись, осклабились.
Низенький китаец отвязал мулов, потянул что было сил, но животные запрокинули головы и ни в какую не двигались. Высокий ткнул их штыком в круп, мулы гневно лягались, блестящие подковы ударили по грязи, забрызгав лицо солдата.
Высокий щелкнул затвором, а потом взял на мушку дядю Лоханя и закричал:
– Старый сукин сын, давай ты тяни! Гони его на стройку!
Дядя Лохань сидел на корточках и не издавал ни звука.
Тогда один из японцев помахал штыком перед глазами дяди Лоханя и прокричал что-то нечленораздельное. При виде блестящего штыка, мельтешившего перед ним, дядя Лохань сел на землю. Японский солдат ткнул штыком, и острое лезвие оставило белый след на гладком скальпе дяди Лоханя.
Бабушка задрожала, вся сжалась и проговорила:
– Дядюшка, отведи мулов.
Один из японских солдат медленно подошел к бабушке. Отец увидел, что это молодой красивый парень с блестящими черными глазами и черными как смоль волосами; когда он улыбался, то губы приоткрывались и виднелся желтый зуб. Бабушка, спотыкаясь, попятилась и спряталась за дядю Лоханя. Из раны на его голове потекла кровь, перепачкав лицо. Японцы, усмехаясь, подошли поближе. Бабушка прижала обе руки к окровавленной голове дяди Лоханя, а потом вытерла их о лицо, распустила волосы, разинула рот и начала подпрыгивать, как ненормальная. В ней мало осталось человеческого, она скорее походила на беса. Японцы в изумлении застыли, а низкорослый солдат-китаец заявил:
– Командир, эта баба, похоже, рехнулась.
Один из япошек что-то забормотал и прицелился из винтовки бабушке в голову. Бабушка плюхнулась на землю и с громкими всхлипываниями зарыдала.
Высокий солдат, тыча винтовкой, заставил дядю Лоханя подняться. Тот забрал у низкорослого поводья мула. Мул вскинул голову и на дрожащих ногах пошел со двора вслед за дядей Лоханем. Дорога кишмя кишела мулами, лошадьми, коровами и баранами.
Бабушка не сошла с ума. Стоило японцам и солдатам марионеточной армии покинуть двор, как бабушка сняла деревянную крышку с одного из чанов и посмотрела на свое окровавленное отражение на ровной, словно зеркало, поверхности гаолянового вина. Отец увидел, как по ее щекам потекли слезы, которые сразу окрасились кровью. Бабушка умылась вином, и оно тоже стало красным.
Дядю Лоханя вместе с мулами под конвоем отвели на стройку. В гаоляновом поле успели протянуть отрезок дороги. Шоссе к югу от реки Мошуйхэ почти закончили, по нему уже подъезжали большие грузовики и маленькие машины, груженные камнями и песком, их разгружали на берегу. Через реку был перекинут лишь маленький деревянный мостик, и японцы хотели построить большой каменный мост. По обе стороны от шоссе вытоптали большие участки гаоляна, и казалось, что землю покрывает зеленый ковер. В гаоляновом поле к северу от реки по обе стороны от будущей дороги, обозначенной черноземом, несколько десятков мулов и лошадей тянули каменные катки, чтобы утрамбовать две площадки в море гаоляна, вытаптывая при этом растения на границе со стройплощадкой. Люди водили лошадей и мулов туда-сюда по полю, молодые побеги гаоляна ломались и ложились под копытами, а потом снова и снова приминались ребристыми и гладкими катками, которые намокали от сока гаоляна и окрашивались в зеленый цвет. На стройплощадке витал резкий запах молодых побегов.