Красный гаолян - стр. 5
Гаолян колыхался сильнее, поскольку люди совсем утомились, падала обильная роса, и у всех намокли головы и загривки. Ван Вэньи кашлял и не мог остановиться, несмотря на брань командира Юя. Отец почувствовал, что они вот-вот выйдут к дороге, ее бледно-желтые очертания уже покачивались перед его взором. Незаметно в море тумана стали появляться прорехи, из которых на отца пристально и тревожно глядел мокрый от росы гаолян, а отец в ответ с почтением смотрел на гаолян. Внезапно его осенило, что гаолян – живое существо: пускает корни в чернозем, подпитывается лучами солнца и блеском луны, его увлажняют дожди и росы, он разумеет, как все устроено на небе и на земле. По цвету гаоляна отец догадался, что солнце уже окрасило горизонт, скрытый за гаоляном, в жалобно-красный цвет.
Внезапно произошло кое-что неожиданное. Сначала отец услышал, как у самого уха что-то просвистело, а потом впереди раздался такой звук, словно что-то разорвалось на части.
Командир Юй взревел:
– Кто стрелял? Сукины дети, кто стрелял?!
Отец услышал, как пуля пронзила туман, прошла сквозь листья и стебель гаоляна, и метелка упала на землю. Пока пуля с пронзительным свистом летела по воздуху и потом куда-то свалилась, все на миг затаили дыхание. В тумане разлился сладковатый запах пороха. Ван Вэньи запричитал:
– Командир, остался я без головы… командир…
Командир Юй бросил отца и зашагал вперед в авангард. Ван Вэньи продолжал стонать. Отец подошел и увидел, что лицо Ван Вэньи приобрело странный вид и по нему стекает темно-синее нечто. Отец протянул руку и дотронулся – жидкость оказалась горячей и липкой. Отец уловил запах – почти такой же, как у ила в реке Мошуйхэ, только резче. Он перебил нежный аромат мяты и сладковатую горечь гаоляна, пробудив в памяти все более навязчивые воспоминания, и, словно бусы, нанизал ил реки Мошуйхэ, чернозем под гаоляном, навеки живое прошлое и неотвратимое настоящее. Порой от всего сущего может исходить запах человеческой крови.
– Дядя, – сказал отец. – Ты ранен!
– Доугуань… Ты ведь Доугуань? Посмотри, у дяди голова все еще на месте?
– Да, на месте, вот только из уха кровь идет.
Ван Вэньи пощупал ухо, перепачкал всю руку в крови, взвизгнул и рухнул на землю.
– Командир… я ранен! Я ранен! Ранен!
Командир Юй вернулся, присел на корточки, схватил Ван Вэньи за горло и, понизив голос, прошипел:
– Ну-ка умолкни, не то я тебя прикончу!
Ван Вэньи перестал охать.
– Куда ранило? – спросил командир Юй.
– В ухо… – со слезами ответил Ван Вэньи.
Командир Юй вытащил из-за пазухи белую тряпку, с виду похожую на платок, с треском разорвал пополам и вручил Ван Вэньи.
– Пока просто приложи. И молча иди. Как доберемся до шоссе, так перевяжем.
Командир Юй позвал:
– Доугуань!
Отец откликнулся, командир Юй взял его за руку и повел за собой. Позади плелся Ван Вэньи, что-то бормоча себе под нос.
А случилось вот что. Здоровенный немой парень, который шел впереди с граблями на плече, зазевался и упал, винтовка за спиной выстрелила. Немой был давним другом командира Юя, такой же разбойник, с которым они вместе делили лепешки-кулачи[7], у него одна нога была травмирована еще в материнской утробе, поэтому Немой хромал, но ходил очень быстро. Отец его немного побаивался.
Где-то на рассвете густой туман наконец рассеялся, и в это время командир Юй с отрядом вышли на шоссе Цзяопин. Восьмой лунный месяц в моем родном краю – сезон туманов, возможно, оттого, что в низине очень влажно. Оказавшись на шоссе, отец тут же почувствовал легкость и подвижность во всем теле, ноги стали резвыми и сильными, и он выпустил из рук краешек куртки командира Юя. Ван Вэньи, скуксившись, прижимал белую тряпицу к окровавленному уху. Командир Юй неуклюже наложил повязку, забинтовав заодно и полголовы. Ван Вэньи от боли скрежетал зубами.