Красный гаолян - стр. 38

, у нас конфисковали все котелки, и мой старший брат стащил одну такую каску из груды металлолома и подвесил ее над очагом, чтобы кипятить воду и готовить еду. Когда отец зачарованно смотрел, как в огне каска меняет свой цвет, его глаза обрели торжественно-печальное – как у старого коня – выражение.) На двух грузовиках, что ехали посередине, были свалены небольшой горкой белоснежные мешки, а в последней машине, как и в первой, стояло двадцать с чем-то японцев в стальных касках. Колонна подъехала к насыпи, неспешно крутившиеся колеса казались громоздкими, а квадратными мордами грузовики напомнили отцу голову гигантской саранчи. Желтая пыль постепенно оседала, а из задней части машин вырывались клубы темно-синего дыма.

Отец вжал голову в плечи, холодок, которого он доселе не испытывал, от ступней поднялся в живот, собрался там в комок и давил изнутри. Ему ужасно захотелось по-маленькому, он с силой сжал ягодицы, чтобы не обмочить штаны. Командир Юй строгим голосом прикрикнул:

– Ну-ка не ерзай тут, постреленок!

Отец не мог уже терпеть и попросил у названого отца позволения сходить отлить.

Получив разрешение, он отполз до гаолянового поля и с силой выпустил струю мочи, такой же темной, как гаолян, и обжигающе-горячей. Он почувствовал неимоверное облегчение. Отец невольно окинул взглядом лица партизан – все они были свирепыми и страшными, как у статуй в храмах. Ван Вэньи высунул язык, глаза его остекленели, как у ящерицы.

Грузовики, как огромные настороженные звери, поползли вперед, затаив дыхание. Отец уловил исходящий от них запах. В этот момент бабушка в насквозь мокрой от пота красной куртке и пыхтящая от натуги жена Ван Вэньи вышли на извилистую насыпь вдоль реки Мошуйхэ.

Бабушка несла на коромысле лепешки, а жена Ван Вэньи – ведра с похлебкой из золотистой фасоли. Они с облегчением увидели вдали печальный каменный мост через Мошуйхэ. Бабушка радостно сообщила жене Ван Вэньи:

– Тетушка, наконец-то мы дотащились!

После замужества бабушка всегда жила в достатке и роскоши, от тяжелого коромысла на нежном плече остался глубокий фиолетовый след, который сопровождал ее до конца жизни и вместе с ней вознесся на небо, став славным символом героической борьбы бабушки против японских оккупантов.

Отец увидел ее первым. Повинуясь какой-то таинственной силе, он повернул голову на запад, тогда как взгляды остальных были прикованы к неспешно приближавшимся грузовикам. Отец увидел, как бабушка огромной ярко-красной бабочкой медленно летит в его сторону. Он громко крикнул:

– Мама!

Его крик словно бы послужил приказом, и японцы открыли с грузовиков кучный огонь. На крышах были установлены три ручных пулемета «Тип 11»[32]. Звук выстрелов был мрачным, как лай собак в дождливую ночь. Прямо на глазах отца куртка с треском лопнула на груди матери, и образовались две дырочки. Бабушка радостно вскрикнула, рухнула на землю, а сверху ее придавило коромыслом. Две плетеные корзины с лепешками разлетелись в стороны, одна укатилась на юг от насыпи, а вторая – на север. Белоснежные лепешки, ярко-зеленый лук и раздавленные яйца для начинки рассыпались по сочной траве на склоне. После того как бабушка упала, из квадратного черепа жены Ван Вэньи прыснула красно-желтая жидкость – брызги разлетелись аж до гаоляна под насыпью. Отец увидел, как эта маленькая женщина, сраженная пулей, пошатнулась, потеряла равновесие, накренилась к южному склону насыпи и скатилась к реке. Ведра, которые она несла на коромысле, опрокинулись, и похлебка растеклась, словно кровь героев. Одно из железных ведер, подпрыгивая, докатилось до реки и потихоньку поплыло по темной воде, миновало Немого, пару раз ударилось об опору моста, проскользнуло под пролетом и оставило позади командира Юя, моего отца, Ван Вэньи, Седьмого и Шестого братьев Фан.