Красный гаолян - стр. 18
– Ты, мелкое черепашье отродье, ты что творишь?
Отца охватила безотчетная тревога. Шоссе по-прежнему было безлюдным, а гаолян стал еще краснее.
– Скотина этот Рябой Лэн! Если только он посмел меня разыграть! – зло воскликнул Юй. На южном берегу было тихо, никаких следов бойцов Лэна. Отец знал, что сведения о том, что здесь пройдет автоколонна япошек, получил командир Лэн, но он испугался, что в одиночку не справится, и только потому объединился с людьми Юя.
Отец напрягся, но постепенно расслабился. Его взгляд снова и снова притягивали к себе дикие утки. Он вспомнил, как они с дядей Лоханем на них охотились. У дяди Лоханя был дробовик с темно-красным прикладом и ремнем из бычьей кожи. Сейчас этот дробовик крепко сжимал в руках Ван Вэньи.
Глаза отца заволокло слезами, но не в таком количестве, чтобы они потекли. Совсем как в прошлом году. В теплом солнечном свете отец почувствовал, как холодок пробежал по телу.
Дядю Лоханя и двух мулов угнали япошки и солдаты марионеточной армии. Бабушка умыла окровавленное лицо из чана с вином. Бабушкина кожа пропиталась запахом вина, кожа раскраснелась, веки опухли, а голубовато-белая хлопчатобумажная куртка промокла на груди от вина и крови. Бабушка замерла в ожидании возле чана, уставившись на вино. Там отражалось бабушкино лицо. Отец помнил, как бабушка внезапно упала на колени и трижды поклонилась чану, затем встала, зачерпнула вино обеими руками и выпила. Лицо бабушки разрумянилось, вся кровь прилила к щекам, а лоб и подбородок побледнели.
– Вставай на колени! – приказала она отцу. – Кланяйся!
Отец повиновался.
– А теперь зачерпни вина и выпей!
Отец выпил.
Кровь тонкими ниточками оседала на дно чана. Маленькое облачко проплыло по поверхности, в которой отразились торжественно-серьезные лица бабушки и отца. Из раскосых глаз бабушки лился обжигающий свет, отец не осмеливался в них смотреть. Его сердце глухо колотилось. Он снова протянул руку, чтобы зачерпнуть еще вина. Оно стекало с пальцев, разбивая отражения белого облачка на синем небе и двух лиц, большого и маленького. Отец сделал еще глоток, и запах крови намертво приклеился к языку. Кровавые ниточки осели на дно чана, образовав на выпуклом дне грязный комок размером с кулак. Отец с бабушкой очень долго смотрели на этот комок, после чего бабушка затащила наверх крышку, прикатила из угла нижний жернов, с трудом подняла его и придавила крышку.
– Не трогай! – наказала она.
Отец смотрел на скопившуюся в углублении жернова влажную грязь и копошившихся серо-зеленых мокриц и со страхом и тревогой покивал.
В ту ночь, устроившись на своей маленькой лежанке, он слушал, как бабушка ходит по двору туда-сюда. Звук ее шагов и шелест гаоляна в поле переплетались в спутанные сновидения отца. Он и во сне слышал ржание тех двух прекрасных больших черных мулов.
На рассвете отец проснулся, голышом побежал на улицу отлить и увидел, что бабушка все еще стоит посреди двора и зачарованно смотрит в небо. Он окликнул ее, но она не отозвалась. Отец помолился, а потом взял бабушку за руку и повел в дом. Бабушка шла за ним на ватных ногах. Только они оказались внутри, как услышали какой-то шум, который волной докатился с юго-востока, после чего грянул выстрел, резкий, словно острое лезвие разрывало туго натянутый шелк.