Красные зерна - стр. 14
Когда на ранчо никого не было, Вероника тайно мерила мамино платье. В маленький осколок зеркала увидеть себя всю в белом наряде было невозможно. А представить, какая она, – очень даже просто. На деревенской фиесте, сразу после сбора маиса, не один парень сказал ей: «Ты красивая».
И мама была очень красивая. Из старых мешков она сшила полог и завесила им дверной проем нового дома. «Очень хорошо! – похвалил ее отец. – Чужие кабальеро будут поменьше на тебя глазеть!» Мама смеялась, прикрывая рот, но белые зубы все равно, как светлячки, горели из-под пальцев. «Да нет, – говорила она отцу. – Полог от мух, жуков и саранчи». «Вот и я говорю – от кабальеро», – шутил отец, и они вместе заливались громким смехом.
Вот она, мешковина, закрывающая вход в дом. Вероника откинула ее рукой и от неожиданности вскрикнула.
В еще не зажившую забинтованную рану на животе уперся ствол револьвера. Из темноты проема на Веронику, не мигая, смотрел дон Исидоро.
Дочь Альвареса была не из тех девчонок, которые в пустой болтовне могли провести весь день. Сейчас же она затараторила, боясь остановиться. Чудилось: замолчи на секунду – Исидоро выстрелит.
– Вы наш гость, дон Исидоро? Это так хорошо, что я вас встретила. Все ушли. Вы расскажите мне, где они. И опустите, прошу, свой пистолет. Я вижу, у вас жареные бананы.
Вероника прошла к противню, что стоял позади дона Исидора.
Ствол револьвера был опущен, а Вероника, кусая сладкое жаркое, принялась нахваливать серо-зеленый костюм Исидоро, его армейские ботинки и новое соломенное сомбреро.
– Я никогда не видела вас таким красивым! – Вероника пыталась казаться беззаботной. Но от волнения сбивалась, давилась сладким бананом, который, как она ни старалась, застревал в сухом горле.
– Ты… откуда? – Исидоро перекрестился и ткнул пальцем в полу госпитальной куртки. – Откуда у тебя это, желтое?..
Девушку он заметил еще на опушке леса. Теперь сомнений не оставалось – она одна, защитить ее некому. И Кролик почувствовал такое возбуждение, какое бывает только у двуногого самца, получившего полную власть над самкой. Да еще какой! Пятнадцатилетняя девочка! Юная грудь так и трепещет под этой дурацкой курткой. «Как два моих смит-вессона», – нашел для себя сравнение пятидесятилетний сластолюбец.
Как хорошо начался этот день!
Он и проводником у контрас стал только потому, что время от времени в разоренных бандитами деревнях ему перепадало наслаждаться этой властью над беззащитными девочками. Поэтому и плату за свои услуги он брал весьма умеренную, лишь бы молодые горячие бойцы оставляли и ему, старику, его долю в дележе захваченных юных смуглых тел. Его возбуждали не столько сами тела, сколько ничем и никем не ограниченная власть над ними.
Много дней Исидоро осваивался на ранчо этого гордеца Альвареса. Бутылки тростникового рома, еще одна награда за услуги контрас, убывали одна за другой. Исидоро гордо вышагивал по чужой земле, осматривая свое новое хозяйство. Ром будоражил воображение, и мародер видел себя хозяином всей этой долины. Но все это свалившееся на его голову богатство – чепуха по сравнению с девочкой, которая теперь безраздельно принадлежит только ему! Да пусть оно все сгорит, лишь бы Вероника, к которой он присматривался, когда ей было еще лет семь, поменьше кочевряжилась и не заставляла его обнажать ствол своего смит-вессона. Не любил Кролик насилия, поэтому и купил у контрас самый большой револьвер, который только был у них в арсенале, – сорок четвертого калибра. «Бери, бери, – нахваливал продавец трофейную «пушку», – полчерепа снесет твоему врагу». Им он и пугал свои жертвы, мог и пальнуть под ноги – для острастки.