Красные озера - стр. 13

– Какую именно? Может, ничего такого и нет, что внушало бы серьезные опасения…

– Не разобрала, про ржавчину что-то.

– Так ведь и раньше часто сетовал, мол, денежки его ржавеют.

– Теперь другое. Ты слышал, что Петенька наконец от доли завода избавился?

– Ну?! – удивился Лука.

– Недавно совсем. Я только облегченно выдохнула! Думала, заживем наконец. Ой, столько сил-то он на этот несуществующий завод угробил, столько денег! А теперь злющий все время, в голове что-то наворачивает. Да вот мама тоже…

– Может, образуется…

– Вот что ты городишь, в самом деле! Ей восемьдесят скоро.

– Я про Петра. С ним образуется.

– С ним – возможно, – согласилась Тамара, потом заговорила еще тише, разобрать едва удавалось:

– Прости. Не хочет он про детей ничего слышать, понимаешь? Лизе учиться уже очень поздно. Мы ее отправляли в юности, да и позже пытались убедить, она разве согласилась? А теперь – нате, поеду! Петя недоволен.

– Как же недоволен, коли мы еще осенью с ним обсуждали!

– Ой, не кричи пожалуйста. Послушай, Лизка наша – девчонка взбалмошная, так что если честно, мы думали, не выйдет у них с Ильей. За зиму разбегутся, мальчик перебесится да один уедет.

– Лизка, наверно, взбалмошная-то в тебя, – тут лицо Луки исказилось до неузнаваемости, неестественная улыбка расползлась пуще прежнего, так что верхние зубы обнажились целиком, глаза же от подобного напряжения затуманились, покрылись слезливой пленочкой, а их вечный лукавый прищур исчез на миг. Гостю хотелось изобразить хитренькую ухмылку, но получилось страшно.

– Сам ведь знаешь, кто старое помянет.., – Тома отвернулась, чтобы скрыть неприязнь, резким движением выдернула из духовки поднос с мясом и вручила собеседнику со словами:

– На вот лучше, отнеси. Я сейчас приду тоже.

Озадаченный Лука в обнимку с остывающим подносом поднялся обратно в широкую залу. Петр за время его отсутствия успел вернуться к окну, стоял теперь неподвижно, подобно каменной глыбе, и бессмысленно буравил взглядом стекло – причем именно стекло, ибо, несмотря на прозрачность материала, дальше он явно ничего не видел. От Петра тянулась черная, зыбкая тень, заполнявшая собой всю середину помещения.

Лука вступил в эту тень робко, словно боясь ее потревожить, бесшумно поставил поднос на стол и спросил высившуюся у окна глыбу:

– Тома сказала, ты от завода избавился?

– Избавился, – глухо отозвался Радлов. Так глухо, что, пожалуй, если бы камни умели разговаривать, то обладали бы именно таким голосом.

Неизвестно, сколько бы стояли они в состоянии онемения, но тут зашла Тома со вторым подносом, пригласила всех к столу. Лука, по известным причинам, к еде не притронулся, только пил чай, чашку за чашкой, дабы чем-то себя занять – в отличие от жевательных движений, употребление напитков вызывало настолько мало слез, что их запросто удавалось смахнуть незаметно для окружающих.

Когда и сами хозяева приступили к чаю, Лука не выдержал:

– Послушайте, может все-таки обсудим то, зачем я приходил. С детьми что-то нужно решать.

– Ой, Лука, будущее нашей дочери занимает тебя больше, чем нас самих, – заметила Тамара с шутливой интонацией, чтобы разрядить по возможности обстановку.

– Давайте начистоту, – не унимался гость. – Лизавете двадцать шесть лет, давно замуж пора, хоть остепенится. Илья мой, конечно, на четыре года моложе, но других вариантов для