Размер шрифта
-
+

Красное на красном - стр. 5

Рано или поздно Чуждое прорвет оборону и набросится на внутренние миры, впрочем, в последнее время Одинокий стал опасаться, что раттоны погубят Ожерелье прежде, чем падет Рубеж.

…Крик был неожиданным и страшным. Это не было зовом в прямом смысле этого слова, но Одинокий вскочил, сбросив на пол раздосадованную кошку. Неподалеку шел неравный бой – кто-то в одиночку отбивался от множества убийц. Страж Заката чувствовал их ярость, удивление и, наконец, страх. Тот, на кого напали, был обречен, но он дрался и как дрался! Одинокий словно бы вживую увидел большую, тускло освещенную комнату, опрокинутую, разбитую мебель, мечущиеся силуэты, чьи-то глаза, белые от ярости… Странно, он ведь отгородился от чужих мыслей и чувств, и отгородился надежно, в чем же дело? Раттоны? Нет, тут они ни при чем.

Страж Заката, по-прежнему никем не примеченный, выбежал на улицу. Город спал или делал вид, что спит, было тихо, но Одинокий не сомневался – рядом убивают. Более того, он знал, кого именно – всадника, встреченного им на площади. Те, кто за ним следил, времени зря не теряли.

Где-то завыла собака, хлопнула дверь, в окне напротив задули свечу. Воин пожал плечами и быстро пошел по пустынному переулку. Зачем ему это? Люди вечно враждуют, а если не могут справиться с противником в открытом бою, бьют в спину. Кэртиана не исключение, скоро здесь и вовсе начнется война всех со всеми. Война, в которой не будет победителей, кроме раттонов.

Переулок влился в тихую улицу, застроенную двухэтажными домами; в одном из них погибал человек, чья неистовая радость разбудила в Одиноком то, что, казалось, ушло навсегда. Между ним и смертным возникла ниточка, которая и привела чужака к изящному особняку, в котором шел бой. Шел, хотя должен был уже закончиться. Жалобно зазвенело разбитое окно, сквозь которое пролетел какой-то обломок, раздался крик, и ответом ему был наглухо захлопнувшийся ставень в доме напротив. Эта «хата» явно была «с краю». Снова звон, злобный вопль, глухие удары и возня внутри и мертвая тишина снаружи. Как похоже на людей…

Остатки здравого смысла шептали, уговаривали, требовали оставить все, как есть. Одинокие не вмешиваются в дела смертных, Кэртиана захвачена раттонами, он не должен оставлять следов… Он их и не оставит! Зачем тратить Силу, ведь он может драться, как человек! Он это умеет, всегда умел, и будь трижды прокляты все раттоны всех миров и все запреты! Одинокий выхватил меч и пинком вышиб жалобно вскрикнувшую дверь.

Часть первая

«Le Temple Foudroyé»[1]

On n'est jamais si heureux ni si malheureux qu'on s'imagine[2]

François de La Rochefoucauld

Глава 1

Окрестности Олларии

«Le Valet des Épées»[3]

1

Осень 397 года круга Скал[4] выдалась хмурой и слякотной. Серое небо, словно бы укутанное грязным войлоком, нависало над раскисшими дорогами. На проселках лошади вязли чуть ли не по стремена, но и столичный тракт был не многим лучше. В такую погоду путешествуют либо по необходимости, либо по большой охоте, которая, как известно, пуще неволи. Злые, заляпанные грязью путники, измотанные кони и мулы, чавкающая, вязкая грязь, мокрые деревья у обочин, воронье в низком небе – все это напрочь лишало окрестности Олларии неоднократно воспетой трубадурами прелести. Непоседы, покинувшие дом по собственной прихоти, и те глядели по сторонам безо всякой радости, чего уж говорить о тех, кого впереди не ждало ничего хорошего. Летом яркое солнце и сочная зелень скрасят любую неприятность, осенью, особенно столь унылой, даже воображаемые напасти кажутся безнадежными и неотвратимыми. Неудивительно, что шестнадцатилетний Ричард Окделл смотрел на мир отнюдь не радостными глазами.

Страница 5