Красное и черное - стр. 55
– Ах, – вырвалось у него, – Наполеона, можно сказать, сам бог послал молодым французам! Кто нам его заменит, что станут без него делать все эти несчастные, даже побогаче меня, у которых всего несколько экю в кармане, только-только на образование, а нет денег, чтобы подкупить кого надо, заручиться в двадцать лет местом и пробивать себе дорогу в жизни! И что бы там ни делали, – прибавил он, глубоко вздохнув, – вечно нас будет преследовать это роковое воспоминание: никогда уж мы не будем чувствовать себя счастливыми.
Вдруг он заметил, что г-жа де Реналь нахмурилась и у нее сделалось такое холодное и надменное лицо, – подобный образ мыслей, на ее взгляд, годился только для слуги. Ей с детства внушили, что она очень богата, и она считала, как нечто само собой разумеющееся, что и Жюльен так же богат, как она. Она любила его в тысячу раз больше жизни, она любила бы его, даже если бы он оказался неблагодарным, обманщиком, и деньги в ее глазах ровно ничего не значили.
Но Жюльен, разумеется, и не догадывался об этом. Он точно с облаков на землю упал, увидев вдруг ее нахмуренные брови. Однако он все-таки не растерялся и, тут же присочинив что-то, дал понять этой знатной даме, сидевшей рядом с ним на дерновой скамье, что эти слова, которые он ей сейчас нарочно повторил, он слышал еще в тот раз, когда ходил в горы к своему приятелю-лесоторговцу. Вот как они, мол, рассуждают, эти нечестивцы!
– Не надо вам водиться с такими людьми, – сказала г-жа де Реналь, все еще сохраняя на своем лице, только что дышавшем самой глубокой нежностью, холодновато-брезгливое выражение.
Эти нахмуренные брови г-жи де Реналь или, вернее, раскаяние в собственной неосторожности нанесли первый удар иллюзиям Жюльена. «Она добрая и милая, – говорил он себе, – и она действительно меня любит, но она выросла в неприятельском лагере. Разумеется, они должны бояться смелых, честных людей, которые, получив хорошее образование, никуда не могут пробиться из-за отсутствия средств. Что сталось бы со всеми этими дворянчиками, если бы нам только позволили сразиться с ними равным оружием! Вот, предположим, я мэр города Верьера, человек благонамеренный, честный, – таков ведь, в сущности, и господин де Реналь. Но ах, как бы они у меня все полетели – и этот викарий, и господин Вально со всеми их плутнями! Вот когда справедливость восторжествовала бы в Верьере! Уж не таланты же их помешали бы мне. Ведь сами-то они словно впотьмах ходят».
Счастье Жюльена в этот день могло бы действительно стать чем-то прочным. Но у нашего героя не хватило смелости быть искренним до конца. Надо было проявить мужество и ринуться в бой, но немедленно. Г-жа де Реналь удивилась словам Жюльена, потому что люди ее круга беспрестанно твердили о том, что следует опасаться появления нового Робеспьера именно из среды чересчур образованных молодых людей низшего сословия. Г-жа де Реналь долго еще сохраняла холодный вид и, как казалось Жюльену, явно намеренно. А она, высказав сгоряча свое возмущение по поводу таких неуместных речей, теперь думала только о том, не сказала ли она ему нечаянно чего-нибудь обидного. И это-то огорчение и отражалось теперь на ее лице, обычно дышавшем такой чистотой и простосердечием, в особенности когда она была счастлива, вдали от всяких докучных людей.