Красная жатва - стр. 18
Последовало длинное невразумительное объяснение, которое перемежалось руганью и криком. Сводилось оно к тому, что Берсвилл он строил собственными руками, возводил, можно сказать, по кирпичику, и либо город сохранится в том виде, в каком он когда-то был, либо его не будет вообще. Никто не смеет угрожать ему, Элихью Уилсону, в его собственном городе. Он их в покое оставил, но, если они будут учить его жить, он им покажет, кто есть кто. Закончил он свою речь, ткнув пальцем в убитого и хвастливо заявив:
– Пусть знают, что старик еще кое на что способен.
Я пожалел, что был нетрезв. Его фокусы озадачили меня, я никак не мог взять в толк, что за ними скрывается.
– Дружки подослали? – спросил я, указав на убитого.
– Они, не иначе, но разговор у нас был коротким, – сказал старик, поглаживая лежавший на одеяле пистолет.
– Расскажите, как все произошло.
– Да рассказывать особенно нечего. Слышу: дверь в спальню открывается, зажигаю свет, вижу – стоит. Я выстрелил – и все дела.
– Когда это было?
– Около часа.
– И с тех пор он тут лежит?
– С тех пор и лежит. – Старик злобно засмеялся и опять начал ерничать: – Что, покойников никогда не видели? Или боитесь, воскреснет?
И тут я засмеялся. Мне вдруг стало ясно: старикан сильно струхнул – от этого и дурачился. Поэтому хвастался, угрожал, не давал вынести тело. Хотел, чтобы мертвец лежал на виду – труп отгонял страх, был наглядным свидетельством того, что старый Элихью еще может за себя постоять. Теперь я все понял.
– Вы действительно хотите очистить город?
– Сказал, хочу, значит хочу.
– Учтите: у меня должны быть развязаны руки, никому никаких поблажек, во всем идти мне навстречу. Деньги вперед – десять тысяч.
– Десять тысяч! С какой стати я буду платить такую громадную сумму человеку, которого знать не знаю. Который только и умеет, что языком трепать.
– Не валяйте дурака, я представляю «Континенталь». Вы же это агентство знаете.
– Да, и они меня знают. И им должно быть известно, на что я способен.
– Вопрос стоит иначе. Люди, которых вы хотите отправить за решетку, еще вчера были вашими дружками. Быть может, через неделю вы опять с ними снюхаетесь. На это мне наплевать. Но стараюсь я не ради вас. Я не для того рискую, чтобы помочь вам приструнить их, а потом убраться восвояси. Если хотите, чтобы дело выгорело, придется раскошелиться. Лишнее я не потрачу. Но учтите: либо я доведу дело до конца, либо вообще за него не возьмусь. И это мое последнее слово.
– И мое тоже, черт вас побери! – взревел он.
Окликнул он меня, когда я уже спускался по лестнице.
– Я старик, – пробурчал он. – Будь я на десять лет моложе… – Он глянул на меня и сжал губы. – Так и быть, даю вам этот чек, пропади он пропадом.
– И полномочия распоряжаться им по своему усмотрению?
– Да.
– Хорошо. Сейчас все и оформим. Где ваш секретарь?
Уилсон нажал на кнопку, и, словно из-под земли, перед нами вырос его молчаливый секретарь. Где он все это время отсиживался – неизвестно.
– Мистер Уилсон хочет выписать чек на десять тысяч долларов детективному агентству «Континенталь», а также написать в Сан-Франциско письмо, санкционирующее расследование преступлений и политической коррупции в Берсвилле. В письме следует оговорить, что агентство имеет право вести расследование так, как оно сочтет нужным, – заявил я ему.