Красная мельница - стр. 21
– Как это? – удивилась Елизавета.
– А так. Более остальных свою линию гнут большевики, создавшие депутатский Совет.
– Дядя Прохор, а кто главнее?
– Точнее сказать, справедливее и важнее, – поправил Прохор Иванович. – Мы, железнодорожники, считаем, что главнее – большевики. Это же какая силища! Временное правительство опрокинули!!! Но кабы все так просто было…
– И чего же теперь? – Елизавета испуганно глянула на сына.
– Прежняя власть, цепляясь за свое, сколачивает силы по России. Помощи просит у капиталистов за границей.
– А для чего?
– Для борьбы с большевиками. Самыми главными своими классовыми врагами.
– И что, война будет?
– Будет. По всей России будет. На западе уже полыхнула. Обожжет и нас. Довелось на днях разговаривать с одним умным человеком. Он следовал проездом через нашу станцию. Приходил в депо. Целый час беседовал с рабочими. Скоро походом в Забайкалье с юга придет атаман Семенов с войском. Душить советскую власть. Поэтому надо создавать красногвардейские дружины.
– Ох, господи, – Елизавета перекрестилась, прижимая одной рукой голову Ефрема к своей груди. – А ведь так и складывается, как Степан перед смертью сказывал…
Она вынула из шкафчика стаканы и блюдца, сахарницу с колотыми кусочками рафинада. Пригласила гостя к столу.
– Не откажусь, хотя и поужинал. Печку протопил. Пришел вот, паря, на разговор с Ефремом. – Прохор Иванович отлил чай из стакана в блюдце.
– Сможет ли он в депо-то? – с опасением спросила Елизавета. – Да и кем?
– Парень смышленый. Другому я и не предложил бы. Определим учеником слесаря. Освоит рабочую специальность. Не быть же ему теперь вечно при мельнице. Только, Елизавета, не обижайся на такие слова. Говорю, что думаю, и думаю, прежде чем говорить… В ремонтном цеху освободилось место. Один слесарь в связи с последними событиями уехал в Читу. Там сейчас в одном из комитетов большим человеком служит. Вот, паря, такие дела…
У Прохора Ивановича две любимые присказки, которые чаще остальных выражений имели место в его и так немногословной, словно скупой на слова речи. Это «паря» и «вот»…
По льду заснеженной речки от села до железнодорожной станции километра два с половиной. Для молодых Ефремкиных ног не расстояние. Предрассветная морозная мгла. Скоро Крещенье. На черном небе холодным блеском мерцают звезды. Ефремка торопится, потирая замерзшие щеки рукавицей. Хиус обжигает лицо. Если светит луна, идти веселее. Тишина. В сильные морозы глухо стреляет, лопаясь, лед на промерзших перекатах.
Начало станции. Темнеют дома железнодорожников. Крохотные палисадники, огороженные штакетником. Дальше начинаются пристанционные пути, стрелки, каменные строения. Ухают, фыркая под парами, паровозы. В депо тепло. Пахнет угольным дымом. Рабочие, кто за руку, кто кивком здороваются друг с другом. Они немногословны и серьезны. Начало дневной смены. Все собираются в маленьком закутке. Рассаживаются на деревянные, обтянутые дерматином лавки вдоль стен. Мастер цеха доводит до каждого сменное задание. После расходятся по рабочим местам.
– Ну что, малой? – говорит Ефремке слесарь-напарник. – Сегодня придется сильно попотеть. В самом прямом смысле. Будем менять задвижку в паровозной топке. Но она еще толком не остыла, а паровоз надо подготовить ко времени выхода в поездку. Если не успеть, сорвется график.