Красная Книга правды - стр. 2
С тех пор я стала заикаться.
Поэтому, когда читаю со сцены отрывки из своих книг, то выпеваю их, иначе язык заплетается, звуки склеиваются и получается вместо: «Невозможно родной, незабываемый мой,
о хотя бы коснуться рукой, о хотя бы погладить ключицу!
Так волнующий, обжигающий до спазм в гортани, до войн,
до бомбёжки, где окна навылет. О, где б схорониться!»
но вместо гладкого диалога люди слышат: «Н-н-невозм-м-м-можно…р-р-родн-н-ной»
Вообще, этот эпилог на самом деле ничем не заканчивается. Никакими такими любовными воздыханиями.
Я уже рассказывала, как в грязной луже выловила книгу. Случайно. Вот совсем недавно, как раз снег начал таять. Увидела в Ржавке кучу плавающих, кем-то выброшенных книг, и стала вылавливать. Кое-какие книги удалось спасти, принести домой и высушить на батарее. И даже прочесть. Страницы склеились, осклизли, разорвались. Но на клочках я прочла такое, что даже дух захватило. Словно я попять под сугробом и слышу:
– Снегурочка, Снегурочка! – кричат дети.
– Скорее, скорее! – плачет мама. – Копай вот здесь, Геночка, Генаша, любимый муж мой.
– Ноннушка, помогай!
– Здесь слишком большая глыба, не успеем…надо милицию вызвать…
Действительно, милицию!
Вот бы вызвать! Подь сюда, да найди обидчицу! Чегой-то она пишет, глянь. Дура!
Лист был желтоватый, гнилой:
…камень берёзовый. Их, эти камни, называют березняк. Она Этасвета, берёзки любит, так вот, березняк с крупинками золота, с вкраплениями жёлтыми, смородиново синими, откуда он у неё в сумочке – она не помнит. Видимо, какой-то поклонник подарил. За её красоту чёртову. Она ж красивая! Хоть салон «Крыса-ты» открывай! И её фото на баннер выставляй. Лучше бы вправду в салоне работала, чем в искусство лезть – лапотница! Официантка! Кухарка! Видимо, руки чесались, вот она карандаш и взяла с бумагой. И давай чесать ладони свои о рифмы, о строчки, о буквы! До волдырей! Заика чёртова! Наверно, прославиться хотела! Да слава у неё не та! С дымком! С дыркой! Что её вирши? Что? Не сравнить с моими. Я. Я. Я одна должна быть. И имя моё Ольга. Точнее, Милена. А ещё точнее бла-бла. Ой, что это? Я тоже начала заикаться, как Этасвета. Итак, про любовь. Что это такое, ей ли знать? Эти ласки мужские… когда он пальцами по коже гладит. По чулочкам. По коленям. Затем выше и выше его ладонь, до трусов тянется, затем пальцем в трусы, отгибая кружева… А что у Этосветы? Кувырк-кувырк, мужик швырк. Ей главное кто? Дети! ненормальная! Я вот своего сына спихнула в Мексику к одной богатой старухе. Точнее даме. А ему-то всего восемнадцать лет. Ну, и пусть, учится. Сначала со старухой, затем молодую найдёт. Жигало-сынок мой. Дима! Ага, камень берёзовый…кто ей его подарил? Сейчас подумаю! Вот-вот, нашла, нащупала. У неё, есть вирши вот такие:
…Во снах не разыщешь подвалов, все закончились лазы и чердаки,
все разрушены крепости, все проданы в рабство чудные самаритянки!
Все вишнёвые косточки сгрызены, орешки кедровые, позвонки
слузганы. Нет покрывал, крыш, бомбоубежищ. Остались подранки:
чувство обиды – в крыло. Чувство потери – навылет. Страсть
вообще в голову ранена. Мозг – кровавое месиво.
Сердце давно моё стало тем самым факелом в масть,
а оно первоначально так много, так афродитово весило!
Если бы ты изъял из меня хоть каплю тоски,