Красавицы Бостона. Злодей - стр. 42
– Что, прости? – Я вскинул бровь.
Она не удостоила вниманием Хантера, Сэма и Дэвона, демонстрируя больше мужества, чем было у них троих вместе взятых. Петар стоял рядом с ней в покровительственной позе.
Персефона подняла голову выше, отказываясь отступать или выражать недовольство. В это мгновение, промокшая как крыса и на грани пневмонии, она была безжалостно прекрасна. А я точно знал, почему всегда предпочитал смотреть на ее старшую сестру, когда мы оказывались в одной комнате.
Эммабелль не ослепляла меня.
Не поглощала меня.
Не волновала меня.
Она была просто очередной женщиной, манерной и избалованной, которая всегда вела себя шумно, беззастенчиво, отчаянно желая, чтобы ее заметили и признали.
Персефона была чиста и благородна. Лишена притворства.
– Твое предложение, – ее голос был нежным и сладким, как гранат, – я его принимаю.
Она согласна.
Я сейчас вмажу кулаком в стену.
Нет, не просто в стену. Во все стены. Превращу свой особняк в Бэк-Бэй в якобинском стиле в горстку пыли.
Она принимает предложение, которое больше не актуально.
Ее щеки покраснели, но она не сдвинулась с места, будто пригвожденная к полу, а вокруг нее уже начала собираться лужа из стекающей воды.
В этот момент казалось, что заполучить ее было даже слишком просто, но вместе с тем совершенно невозможно.
– Перси, я… – Хантер встал с места, собираясь броситься на помощь подруге своей жены. Я усадил его обратно, опустив руку ему на плечо, и с силой прижал его кресло к стене, не отводя глаз от Персефоны.
– Знаешь, чем мне нравится греческая мифология, Персефона? – спросил я.
Ее ноздри раздулись. Она не клюнула на наживку, потому что знала, что я все равно ей отвечу.
– В ней боги неоднократно наказывают женщин за высокомерие. Видишь ли, пятьдесят пять часов назад я был недостаточно хорош, чтобы стать твоим мужем. Тебе потребовалось больше времени, чем мы договаривались, чтобы дать ответ.
У нее приоткрылся рот. Я озвучил это в присутствии всех наших знакомых, даже глазом не моргнув.
– Началась гроза. – Ее глаза вспыхнули. – Поезда перестали ходить. Мне пришлось ехать на велосипеде в дождь…
– Мне надоело. – Откинув голову на подголовник, я взял блестящее яблоко из корзины с фруктами и покрутил его в руке. – А ты опоздала. В этом вся суть ситуации.
– Я приехала, как только смогла!
Теперь ее потрясение сменилось злостью. Ее холодные, как мрамор, глаза мерцали стальным блеском. Не от слез, а от чего-то другого.
От того, что я не видел в них до этого вечера.
Ярости.
В голове эхом пронеслись слова отца: «Бери в жены более послушную. Ту, которая не станет просить слишком многого».
Минка казалась покорной, гибкой и отчаявшейся.
Персефона же просила немыслимого – любви.
– Я уже сделал предложение другой. – Я вонзил зубы в яблоко, и его сладкий сок потек по подбородку, пока мы неотрывно смотрели друг другу в глаза в состязании воли.
Все взгляды были прикованы ко мне.
Это было не упоением властью.
Это было полномасштабным унижением.
Я не хотел Персефону Пенроуз.
Она была недостаточно хороша для меня.
А даже если бы была, то что хорошего из этого вышло бы? Она хотела все то, чего не хотел я.
Отношений. Партнерства. Близости.
Я не Хантер. Я неспособен любить свою жену или хотя бы испытывать к ней симпатию. Терпеть? Возможно, но только в том случае, если мы сократим наше общение до одного раза в месяц. К тому же, в день свадьбы моего брата и Сейлор Бреннан, я чуть не позволил Персефоне умереть от отравления, лишь бы не оставаться с ней наедине в одной комнате.